Андре Гретри был истинным сыном своего времени - эпохи Просвещения и
Великой французской революции. Подобно Дидро и другим энциклопедистам
круг его интересов отличался редкой широтой. Вот как характеризует изобретательность
своего соотечественника Ромен Роллан: „Чего только он ни выдумывал, чего
ни найдешь в его книгах! Тут и изобретения в области занимательной физики
и музыкальной механики: ритмометр, регулирующий движения; музыкальный
барометр, „сделанный из кишечной струны: в зависимости от погоды, струна
то растягивается, то сокращается, оказывая давление на две пружины, прикрепленные
к цилиндру и к прибору из флейт; флейты играют две арии: в ясные дни -
быструю и мажорную, в дождливую -медленную и минорную". Тут же теории
оккультизма и телепатии, мысли о применении музыки в медицине (главным
образом для лечения нервных больных и безумия), о наследственности, о
пищевом режиме, которому Гретри приписывает огромное влияние на образование
характера".
Но все это, конечно, попутно. А главным делом его жизни была музыка, которой
он был предан всей душой. Его детство прошло в Льеже в семье бедного скрипача.
Там он попал на выступления труппы итальянских певцов, и эта встреча определила
его призвание. „Здесь я почерпнул свою страстную любовь к музыке",
- признавался позднее Гретри. Вскоре он выучился петь на итальянский манер
и продолжал расширять свой художественный кругозор. Особенно этому способствовало
его пребывание в Италии, куда он отправился в 1759 году. Учась в колледже,
он встречался с Пиччини, падре Мартини, который помог молодому музыканту
поступить в Филармоническую академию, но непререкаемым образцом стал для
него Перголези. Его примеру Гретри и следовал, обратившись к сфере музыкального
театра. Еще в Риме ставились его интермедии, напоминающие по своему складу
знаменитую „Служанку-госпожу" Перголези. Особенный успех выпал в
1765 году на долю оперы „Сборщица винограда", а через пару лет он
вернулся в Париж, где быстро завоевал признание. „Это потому, - объясняет
Роллан, - что он не принадлежал ни к одной из крайних музыкальных партий,
боровшихся тогда в Париже".
Именно тогда формируются эстетические позиции Гретри. Он стремился прежде всего к органичному синтезу поэзии и музыки, к эмоциональному насыщению речевой интонации. В декламационной правдивости видел он основу своей оперной речи. По его представлениям Париж должен покориться музыкальному Мольеру: „Только во французском театре, только устами великих актеров может научиться музыкант вопрошать человеческие страсти, исследовать человеческое сердце, отдавать себе отчет в движениях человеческой души. Это школа, в которой он научается узнавать и воспроизводить истинный голос страстей, отмечать их оттенки и границы".
Гретри написал около шестидесяти опер и в лучших из них сумел талантливо реализовать свои художественные намерения. Уже в 1768 году тепло была принята парижской публикой опера „Гурон", сюжетную основу которой составила повесть Вольтера „Простодушный". Тогда же он зарекомендовал себя отличным мастером буффонной оперы („Говорящая картина", „Двое скупых"). Работал композитор с завидной энергией. Каждый сезон приносил поклонникам музыки знакомство с новыми сочинениями Гретри, который сравнительно редко выходил за пределы театрального жанра. Особенно плодотворными оказались для него восьмидесятые годы. Именно тогда появилась лучшая историко-легендарная романтическая опера Гретри „Ричард Львиное сердце". Русским слушателям особенно хорошо знакомо название именно этого создания французского мастера. Арию из „Ричарда" напевает Графиня в четвертой картине „Пиковой дамы" Чайковского. Ее красивая мелодия резко контрастирует всем последующим событиям в спальне Графини, и в частности, трагическому ариозо Германа. Недаром Чайковский вспомнил в данном случае о Гретри. Дело не только в исторической точности. Ему нужна была именно такая музыкальная краска, спокойная, мягкая, несколько изысканная. Характерно, что в этом отношении Гретри не изменил себе даже в бурную пору революционных столкновений. „Заглавия менялись, - замечает Роллан, - но музыка оставалась прежней: то была все та же милая сентиментальность, дорогая поколению Террора тем, что в ней оно находило прибежище от своих треволнений и столь необходимый для сжигавшей их лихорадки покой".
В год взятия Бастилии была показана еще одна удачная опера Гретри „Рауль
Синяя борода". Социальные проблемы, как можно предположить, не особенно
волновали композитора. И все же по литературной тематике его оперы начала
девяностых годов как-то сопрягаются с общественным движением - „Вильгельм
Телль", „Тиран Дионис", „Кокарда Республики", „Праздник
Разума". В ту пору он писал и гимны для национальных торжеств. Его
старания были замечены - он стал одним из инспекторов консерватории, председателем
отделения изящных искусств Института Франции.
Впрочем, он при всех режимах был на виду, кажется, не прилагая к этому
особых усилий. Во всяком случае, Наполеон наградил его крестом Почетного
легиона, а одна из парижских улиц еще при жизни композитора была названа
его именем.
Все это по заслугам. Творчество Гретри - значительный этап в развитии
европейского оперного театра. Но помимо талантливых сочинений, в его наследие
входят и чрезвычайно содержательные „Мемуары, или Очерки о музыке",
напечатанные и у нас в 1939 году. Здесь композитор размышляет не только
о музыке, но и о жизни, о смысле человеческого существования. Роллан в
свое время обратил внимание даже на толстовские предвестия в рассуждениях
французского композитора: „Мудрейшие из людей в конце концов убеждаются
в том, что, только принося себя в жертву другим, мы в свою очередь заслуживаем
с их стороны жертвы. Но если так, то весь смысл нашей жизни в жертве?
- Да. В этом, значит, всеобщее счастье? - Иного не существует".