…Ей было 18 лет, когда она впервые вышла на огромную эстраду Ньюпортского
фестиваля, вышла, чтобы петь свои песни перед многими тысячами людей.
Ее имени не знал среди них почти никто - а на следующий день о ней заговорили
повсюду. Она стала знаменитостью, газеты наперебой начали публиковать
ее биографию, интервью с ней.
В биографии Джоан Хандос, позднее взявшей сценическое имя Баэз, правда,
ничего сенсационного, просто даже пикантного не оказалось. Родилась она
в Нью-Йорке в семье поистине интернациональной: отец ее - мексиканец,
мать - шотландка, в жилах которой текла и немецкая кровь. Музыкальный
и сценический талант девочки проявился рано. С восьми лет она охотно играла
на гитаре, повзрослев, поступила в Школу искусств Бостонского университета,
чтобы стать драматической актрисой, но уже несколько недель спустя ушла
оттуда, предпочитая петь в одном из местных кафе. Не оставила следа в
ее жизни и короткая пора занятий в Венской академии музыки и драматического
искусства. Ее призвание было в ином. Она признавалась: „Мне легче установить
контакт с десятью тысячами слушателей, самое же трудное - контакт с отдельным
человеком, с небольшой аудиторией".
Это и привело ее на подиум Ньюпорта. С самого начала, с первых самостоятельных
шагов пение стало для нее не средством развлекать публику, а формой проповеди,
исповеди, призыва. И потому художественное и гражданственное в ее песнях
оказалось неразделимо. Хотя критики сразу отметили чистоту и чарующий
тембр ее сопрано, куда важнее - и заметнее - была страстность ее искусства,
неизменно стоявшего на стороне страдающих, обездоленных, на стороне справедливости.
И если сначала в ее репертуаре преобладали традиционные баллады, то уже
в первой половине шестидесятых годов, наряду с ними, звучали песни протеста,
сочинения Боба Дилана, с которым она время от времени появлялась на эстраде
совместно. Напомним: то была пора нараставшего в Америке движения за гражданские
права цветного населения, то было время борьбы против „грязной войны"
во Вьетнаме, и конечно, Джоан Баэз оказалась в самой гуще этого массового
движения. В 1963 году она совершила большую поездку по югу страны, по
местам самых жарких расовых схваток. Ее голос звучал в Вашингтоне во время
массовых демонстраций у монумента Линкольну. Тогда же она - уже широко
популярная звезда экрана - бойкотировала телевизионную передачу „Хутненни"
в знак протеста против того, что из программы изъяли выступления Пита
Сигера, известного своими прогрессивными взглядами. В 1965 году она появилась
в Лондоне, на Трафальгар-сквере, во время марша против войны во Вьетнаме.
Ее голос зовет людей к активному протесту, к очищению, воспевает справедливость.
„Джоан Баэз, - писал один из первых журналистов, взявших у нее интервью,
- является символом чести Америки, она - светлое видение, знак надежды".
А Эрнест Хемингуэй уподобил звучание ее голоса „свежему горному потоку".
Конец шестидесятых и начало семидесятых годов - бурное и сложное время в биографии певицы. Она много гастролировала, часто выступала в Европе, ее популярность достигла вершины. Ленгстон Хьюз говорил тогда, что Баэз „держит руку на пульсе своего поколения". Певица побывала во Вьетнаме, в северной его части, и уже одно это вызвало озлобление американских правых. Ее объявили подрывным элементом, преследовали слежками, угрозами. Еще бы: ведь еще летом в 1964 году она отказалась платить ту часть налога со своих доходов, которая шла на военные нужды, мотивируя это тем, что не хочет участвовать в „моральном безумии", каким является гонка вооружений. В открытом письме, опубликованном тогда в печати, она заявляла: „Я не верю в войну! Войны и так уж слишком долго разрушают и сжигают, ломают и поглощают все на своем пути, слишком долго приносят бесконечное горе мужчинам, женщинам, детям. Наше современное оружие может превратить человека в щепотку пепла за какую-нибудь долю секунды, может сделать так, что у женщины выпадут волосы, а ее ребенок родится уродом. Я больше не вношу мою долю в гонку вооружений".
Все это требовало не только мужества, стойкости, убежденности. Это требовало
еще и бескорыстия, способности противостоять духу коммерциализации, пронизывающему
американский шоу-бизнес и увлекающему в свой водоворот даже самых сильных
и талантливых. Баэз, чья первая пластинка вышла еще в самом начале шестидесятых
годов, стойко сопротивлялась этому, старалась избегать соблазна. „Не скрою,
в какой-то момент я поддалась на заманчивые предложения. Широкой популярностью
и материальным успехом надо переболеть, как детской корью, - признавалась
она. -Некоторое время исполняла модные шлягеры, популярные песенки, каталась
на роскошном „Роллс-Ройсе" вместо того, чтобы ходить босиком, не
теряя связи с землей. Но потом протрезвела - поняла, что начинаю терять
друзей, а молодые люди, которые некогда восторженно аплодировали мне,
не появляются в лучших концертных залах, где я пела. Они дают мне понять,
что разочарованы. И я повернулась спиной к песочным замкам, которые воздвигла
мне реклама, чтобы вернуться к ним".
Пожалуй, сейчас, спустя немалое время, можно сказать, что Джоан Баэз дольше
других трубадуров своего поколения оставалась верной избранному пути.
Менялись времена и моды, но ее голос продолжал звучать громко и властно:
в защиту всех угнетенных, в пользу беженцев из Кампучии, политических
заключенных, жертв тирании. Она не раз выступала и в концертах организации
„Международная амнистия", и, быть может, это послужило причиной того,
что с ней как-то стыдливо перестала вспоминать наша печать эпохи застоя.
Но Баэз оставалась и остается привержена делу чести и свободы.
И все же время неумолимо. Меняются поколения, вкусы, кумиры. И это неизбежно сказывается на артистической судьбе Баэз. Американцы по-прежнему чтут ее, называют ее „голосом совести", но аудитория ее концертов редеет. „Я поняла, что будь даже мое искусство вечным, в США мое время прошло", - трезво и не без горечи говорит она журналистам. Так или иначе, но уже в восьмидесятые годы место и роль Джоан Баэз на мировом артистическом горизонте существенно изменились. Она выступает в Европе куда чаще, чем в Америке, и здесь ее слушают во время многочисленных концертных турне десятки тысяч людей. Правда, теперь на концертах артистки можно встретить куда меньше молодежи и куда больше людей среднего поколения - тех, кто был среди ее почитателей в бурные прежние годы. И приходится признать, что ее искусство утеряло то свойство непосредственного воздействия на аудиторию, которое было присуще ему раньше.
Все это заставило артистку несколько изменить и свой репертуар. Прежние
ее „коронные номера" - баллады, песни протеста - сохранились в нем
скорее как воспоминание. А наряду с ними и новые сочинения самой певицы,
и шедевры „Битлз", и арии из мюзиклов Э. Ллойд-Уеббера, и многое,
многое другое. И надо сказать, что, потеряв в актуальности, искусство
Джоан Баэз не лишилось своей привлекательности и благородства. Она - то,
что называют словом „леди" , - писал критик газеты „Нью-Йорк тайме"
еще в те далекие годы, когда иные газетчики обзывали ее „коммунисткой"
и „предательницей Америки". А спустя четверть века другой критик
писал в газете „Ди Цайт": „Она стала своего рода моральным символом,
который тем временем признали и те, кто некогда издевался или подсмеивался
над ней. И еще - она осталась звездой. И как актриса, и как певица она
хороша сейчас, как никогда прежде".