Сословные предрассудки не позволили во всю ширь развернуться таланту Прасковьи
Арсеньевны Бартеневой. Она с 1835 года была камер-фрейлиной царского двора.
Так что деятельность артистки ограничивалась выступлениями в аристократических
салонах, в благотворительных концертах.
Дело далекого прошлого, но, кажется, мы можем с доверием отнестись к впечатлениям
ее замечательных современников -Пушкина, Глинки, Жуковского, Лермонтова
и других. Глинка, познакомившись с певицей в 1834 году, разучивал с ней
свои романсы. Бартенева представила слушателям каватину Людмилы из первого
акта оперы „Руслан и Людмила". Для нее писал свои вокальные миниатюры
Варламов. Обладательница сильного и хорошо поставленного голоса, она была
великолепной исполнительницей алябьевского „Соловья". Ее и называли
„московским соловьем", а известная поэтесса Евдокия Растопчина написала
о ней, в частности, такие строки:
Ужель не услышу я трелей любимых Ее Соловья?
Ни томной Лучины напевов родимых, Пленявших меня.
Прасковья Бартенева лучше всего исполняла отечественный песенный и романсный
репертуар. Она также с успехом принимала участие в водевильных спектаклях.
По свидетельству современников, ее пение отличалось глубокой задушевностью,
очаровательной естественностью, лиризмом.
Как уже сказано, у артистки было много поклонников. Помимо названных,
о ней слагали стихотворные строки И. Мятлев и многие другие. Но, пожалуй,
самым горячим ее почитателем был Михаил Юрьевич Лермонтов. Существует
мнение, что именно Бартеневой адресованы такие известные стихотворения,
как „Она поет - и звуки тают", „Как небеса, твой взор блистает",
„Слышу ли голос твой", „Есть речи - значенье". Но это -из области
предположений. Но один из новогодних мадригалов поэта наверняка обращен
к талантливой певице.
Скажи мне: где переняла Ты обольстительные звуки И как соединить могла
Отзывы радости и муки?
Премудрой мыслию вникал Я в песни ада, в песни рая, Но что ж? - нигде
я не слыхал Того, что слышал от тебя я!