Конечно же, это не более чем случайность: в нынешнем году празднуют свои
юбилеи многие наиболее знаменитые оперы-сказки прошлого столетия. Но коли
так, то кажется все же символичным, что среди них - и „Волшебная флейта"
Моцарта, открывшая, по существу, двери в романтический XIX век оперы -
век „Фиделио", „Вольного стрелка", „Руслана и Людмилы",
„Проданной невесты" и многих, многих других шедевров.
„Волшебная флейта" - как и многое у Моцарта - сочинение одновременно
и прозрачное, и загадочное в своей внешней простоте и вместе с тем глубокой
философичности, в контрасте между формой зангшпиля, отчасти уже архаичной
для того времени (разговорные эпизоды, куплетные песни), и размахом, предвещающим
романтическую оперу будущего. Да и вся история создания „Флейты"
- тоже в чем-то загадка, хотя нет тут тех обстоятельств внешней таинственности,
что сопутствовали - одновременно! - появлению „Реквиема".
Идея принадлежала Эммануэлю Шикандеру - приятелю Моцарта, либреттисту, артисту, режиссеру, драматургу, авантюристу, импресарио. Тогда - в самом начале девяностых годов XVIII века - он был широко известен в художественных кругах Вены, держал театр на окраине столицы - в Видене, которому грозил, казалось, неминуемый крах. Спасение виделось ему только в постановке спектакля, который принес бы гарантированные сборы. Изучив вкусы публики, Шикандер пришел к убеждению, что таким спектаклем должна стать „волшебная опера" - жанр, в то пору довольно распространенный. Но Шикандер задумал поднять его на новую высоту, придать ему увлекательность и пышность настоящей феерии и снабдить ее, конечно же, самой лучшей музыкой. Такую музыку мог бы написать Моцарт - прославленный создатель „Свадьбы Фигаро" и „Дон Жуана", влачивший в те дни существование бедняка, с трудом сводившего концы с концами, больной, подавленный морально недавними смертями близких, недугами жены. Но, может быть, именно поэтому он и не мог отвергнуть предложение легкомысленного Шикандера, сулившее материальный успех, хотя был по горло занят сочинением оперы „Милосердие Тита" для Праги и Реквиема для анонимного заказчика; сказалось, возможно, и то, что Моцарт, как и Шикандер, состоял членом масонской ложи.
Либретто Шикандер скроил довольно быстро, пользуясь сказочными источниками
и канонами той поры. За основу он взял собрание сказок, составленное Виландом,
и конкретно одну из них - „Лулу"; обрабатывая ее, он использовал
также сюжет оперы Гейслера „Солнечный праздник браминов" и драмы
Геблера „Тамос, король Египта". Получилась изрядная мешанина, не
отличавшаяся логикой и стройностью сюжетных линий, но автора это не смущало.
Более того, уже в процессе работы над музыкой произошло событие, заставившее
его существенно перекроить свою пьесу. В Вене с успехом была поставлена
опера довольно удачливого композитора Венцеля Мюллера „Волшебный цитрист,
или Каспар-фаготист"; автор ее либретто актер Перине основывался
на том же источнике, что и Шикандер. В результате в либретто „Волшебной
флейты" все главные персонажи получили совершенно иные характеристики:
злой волшебник стал добрым, страдающая мать - символом злодейства и т.
п.
Казалось бы, все это не могло способствовать созданию произведения, пронизанного
высоким этическим смыслом. Но Моцарт словно бы „не заметил" несуразностей
либретто: „Для Моцарта, - говорил много десятилетий спустя наш искусствовед
И. Соллертинский, - основная тема „Волшебной флейты" - это борьба
дня и ночи, света и тьмы, разума и предрассудков". И потому за считанные
недели родилась партитура, полная необычайно светлой и жизнелюбивой музыки,
воспевающей веру в человека, в справедливость. И эти свои идеи он воплотил
с поистине шекспировской силой.
Здесь, пожалуй, самое время все же, если это вообще возможно, сообщить
читателю основную коллизию оперы. В ней рассказывается о том, как юный
принц Тамино, спасаясь от преследования гигантской змеи, влюбляется в
дочь хозяйки замка Царицы ночи, приютившей его, - принцессу Памину. Девушку
якобы заточил в свой замок злой колдун. Царица ночи дает ему в помощь
волшебную флейту, способную оградить его от грозящих опасностей, и он
отправляется на поиски Памины в сопровождении птицелова Папагено: последнему
вручается магический колокольчик, также обладающий чудодейственными свойствами.
В ходе поисков выясняется, что волшебник Зарастро, у которого находится
Памина, вовсе не злой, а напротив, добрый чудодей, верховный жрец храма
любви и мудрости. У него свои счеты с недоброй обманщицей -Царицей ночи,
но он прощает ее дочь и готов отдать ее Тамино. Однако прежде чем соединиться,
влюбленные должны пройти испытание молчанием, огнем и водой. После долгих
перипетий они успешно преодолевают все препятствия и завоевывают свое
счастье.
Такова фабула, словесная форма, в которую Моцарт влил живительный дух
своей музыки. И это принесло „Волшебной флейте" триумфальный успех,
зарю которого увидел и ее создатель. Спустя неделю после премьеры он писал
жене: „Я только что вернулся из оперы: театр, как и всегда, был переполнен.
Дуэт „Мужчины и женщины" и колокольчики в первом акте, как обычно,
должны были быть повторены, равно как и терцет мальчиков во втором акте.
Но что меня больше всего радует, так это -молчаливое одобрение! Ясно видно,
что успех этой оперы непрерывно возрастает".
Плодами этого успеха ему, однако, не суждено было насладиться. Шикандер
обманул его, не дав ни гроша. А два месяца спустя смерть унесла музыканта.
Но „Волшебная флейта" очень быстро, за считанные годы, совершила
поистине триумфальное шествие по планете. Через три года после венской
премьеры ее увидели и в Петербурге. А затем - вот уже два столетия, она
не сходит со сцен не только немецкоговорящих стран, но и всего мира. О
„Волшебной флейте" написаны буквально тома исследований и эссе. Критиков
и солидных исследователей более всего интересовал, занимал парадокс: как
могло либретто, написанное столь беспомощно, не погубить это творение,
подобно тому как это случилось со многими другими операми прошлого и настоящего?
Некоторые - и среди них сам великий Гете, да и Гегель - даже находили
в работе Шикандера известные достоинства, некую философскую глубину. Конечно,
чем дальше уходит от нас время создания этого творения, тем более мы видим,
что причина - в ином, в гении Моцарта. „Обаяние, что за вещь!" -
воскликнул некогда Глинка. А в восьмидесятых годах прошлого века Чайковский
писал: „Никогда более бессмысленно глупый сюжет не сопровождался более
пленительной музыкой". Думается, и современный слушатель присоединится
к этим словам, слушая эту оперу-сказку.