А. Кенигсберг - Карл Вебер

К. Вебер ноты



Литература, музыка, ноты

 

НА ПУТИ ИСКАНИЙ

 

 

11 июля 1804 года Вебер приехал в Бреславль — оживленный, нарядный город, с новым Национальным театром, Филомузыкальным обществом и другими очагами культуры. 1 августа он уже дирижировал оперой «Милосердие Тита» Моцарта. Вебер прилагал огромные усилия, стараясь заставить всех забыть о том, что ему нет еще восемнадцати лет и он впервые в жизни выступает в качестве дирижера.

С юношеской горячностью Вебер принялся за работу, вникая во все детали театрального дела. И здесь проявился его великолепный организаторский талант. Он начал с того, что по-новому рассадил оркестр: если раньше духовые инструменты располагались вокруг дирижера, а струнные — за ними, то Вебер, заботясь о большей слитности звучания, посадил струнников непосредственно перед дирижером, а сзади поместил трубы и литавры. Он ввел строгую систему репетиций: вначале репетировал с солистами, затем разучивал ансамбли, проводил «сидячие» репетиции, за ними — сценические и, наконец, генеральные. Вебер на практике убедился, что дирижер должен одновременно быть и режиссером, если хочет добиться единства стиля в исполнении оперы.

Композитор Вебер
Вебер в 1804 году

Нововведения Вебера вызвали недовольство в театре. Оркестранты, привыкшие сидеть перед самой публикой, утверждали, что теперь их не слышно. Певцы были недовольны большим количеством репетиций, а дирекция, заботившаяся только о сборах,— постоянными требованиями Вебера ставить лишь значительные, классические оперы, прежде всего Моцарта, которым Вебер восхищался с юных лет (не случайно он начал дирижерскую деятельность в Бреславле «Милосердием Тита», а кончил оперой «Так поступают все»). Это не нравилось и публике, привыкшей к развлекательным, неглубоким произведениям. И даже друзья-музыканты критиковали Вебера — за пристрастие к быстрым темпам и громкому сопровождению.
Несмотря на трудную, напряженную работу, на то, что он получал всего шестьсот талеров в год, Бобер вел веселую жизнь, полную развлечений и удовольствий, к которой пристрастился еще в Вене. Такая жизнь требовала денег, а жалованья не хватало, росли долги. И все-таки у Вебера еще находилось время, чтобы совершенствоваться в игре на фортепиано — друзей поражали его блестящие импровизации—и сочинять музыку.

Среди замыслов этих лет наиболее крупный — опера «Рюбецаль» (от нее сохранилось лишь четыре номера). В основе ее — популярная немецкая сказка о повелителе духов, который захотел испытать человеческие чувства и похитил прекрасную принцессу. Однако девушка, тосковавшая о женихе, сумела перехитрить горного духа: она заставила его выполнять все свои желания и убежала домой, пока он считал репы (отсюда его насмешливое прозвище «Рюбецаль» — «репочет»). Другие произведения тесно связаны с деятельностью Вебера-дирижера. Он знакомится с различными оркестровыми инструментами и пишет для них пьесы — салонные и бравурные: для валторны, альта, виолончели, скрипки. Он любит необычные сочетания инструментов, например создает дивертисмент для фортепиано и гитары. Везде царит радостное, веселое настроение, каждый инструмент раскрывается во всем блеске и красочности своих виртуозных возможностей. А рядом — простые, наивные, сентиментальные песни, напоминающие народные бытовые напевы, которые композитор во множестве слышал вокруг. В то время это было новым и необычным: несмотря на интерес романтиков к фольклору, многие продолжали относиться к народным песням с пренебрежением. Один ученый-историк музыки писал в 1802 году: «Те мелодии, которые может спеть каждый, — низкосортны». Вебер сам писал тексты к некоторым своим песням, иронически замечая: «Стихотворный бес вселился в меня и торчал между ребрами; хотел я или нет, а должен был слагать стихи».

К периоду пребывания в Бреславле относится трагический случай, едва не стоивший Веберу жизни. Однажды вечером он пригласил в гости одного из друзей, чтобы сыграть увертюру к «Рюбецалю», над которой тогда работал. Друг запоздал и пришел к дому Вебера лишь с наступлением ночи; окно в комнате композитора светилось, однако на стук гостя никто не отозвался. Тогда он толкнул незапертую дверь и вошел: на столе горела лампа, рояль был открыт, но комната пуста. Думая, что Вебер где-то задержался, друг решил подождать его, подошел к кушетке и увидел лежащее на ней безжизненное тело Вебера; рядом валялась разбитая фляга, от которой шел едкий запах. На крики о помощи из соседней комнаты прибежал отец Вебера. Вне себя от ужаса он узнал винную флягу, в которой держал серную кислоту для граверных работ. Врачи с трудом вернули Вебера к жизни — голосовые органы его были поражены, рот и горло сожжены. Он рассказывал потом, что, замерзнув во время работы, решил согреться глотком вина и в полутьме отхлебнул из фляги с серной кислотой. Если бы не счастливый случай, приведший друга в его комнату, кислота действовала бы до утра; тогда уже ничто бы не помогло. Вебер два месяца пролежал в постели, а когда поднялся после болезни, то обнаружил, что почти совсем потерял свой красивый голос и даже говорить теперь вынужден шепотом.
Эта беда повлекла за собой другую. Вернувшись в театр, Вебер увидел, что за время его отсутствия противодействие его начинаниям заметно усилилось.
Усталый и измученный, он весной 1806 года попросил отставки.
Последнее выступление Вебера в Бреславле в качестве дирижера состоялось 10 апреля; 21 июня он дал прощальный концерт как пианист. Так неудачно завершился первый этап его самостоятельной деятельности.

Но Вебер не унывает. Обремененный долгами и заботами о престарелом отце, в преддверии угрожавшей Германии войны, он ищет нового пристанища. Друзья знакомят его с принцем Евгением Вюртембергским — страстным любителем музыки и покровителем искусств. Осенью 1806 года Вебер получил приглашение в замок Карлсруэ в Силезии в качестве дирижера, пианиста и руководителя придворного театра. Идиллия в Карлсруэ продолжалась недолго. Вскоре весь юг Германии был охвачен войной, принц вызван в армию и его оркестр распущен. Но, отправляясь воевать, принц позаботился о Вебере и рекомендовал его своему брату, герцогу Людвигу Вюртембергскому, в качестве личного секретаря. Очень довольный новым местом, Вебер 17 июля прибыл в столицу Вюртемберга — Штутгарт; но милость принца дорого ему обошлась. Впоследствии он никогда не вспоминал о трех годах, проведенных в Штутгарте,— он хотел бы вычеркнуть их из своей жизни.
Порядки в Вюртемберге остались почти такими же бесчеловечными и жестокими, как в те годы, когда здесь страдал юный Шиллер. Вся страна трепетала перед законом о воинской повинности, по сравнению с которым даже военные законы прусского короля казались детской игрой. Никто не мог избавиться от военной службы, если он понадобился королю или его фаворитам, — ни старший сын бюргера, ни студент, сдающий экзамены, хотя закон и освобождал их от армии. Лишь положение королевского слуги давало это право. И слуги смотрели на всех с величайшим презрением, считая себя выше знатных дворян страны, если они не принадлежали к свите короля. Стража сбивала шляпу с головы каждого, кто, не будучи придворным, осмеливался показаться во дворе королевского замка. Таковы были порядки в вюртембергском королевстве Фридриха, таковы были порядки и при дворе его брата, герцога Людвига — кутилы и мота, жившего по принципу «после нас хоть потоп», хотя и побаивавшегося своего всесильного брата.
В такую обстановку попал пылкий, жизнерадостный, увлекающийся и непрактичный двадцатилетний Вебер. Вечно обремененный долгами, он должен был ведать расстроенными финансами герцога и, пуская в ход все свое красноречие, убеждать кредиторов отсрочить платежи или возобновить кредит. Обязанности Вебера были многообразны; он занимался делами, о которых прежде и не подозревал: вел счета по хозяйству и переговоры с купцами и ростовщиками, заботился о лошадях, каретах, собаках, охотах, оплачивал вино и карточные долги, выдавал пенсии и содержание слугам. Герцог нередко посылал Вебера вместо себя к грозному монарху для неприятных объяснений, когда нужно было просить денег, и это были самые мрачные часы в жизни Вебера. Король видел в секретаре герцога, вечно являвшемся к нему с дурными вестями, одного из виновников мотовства брата и его ярого защитника, а герцога раздражали постоянные предостережения Вебера; он обвинял его в скупости и во вмешательстве в дела, которые его не касаются.
Вебер не задумывался о подстерегавших его опасностях и все больше погружался в придворную жизнь. У него был собственный слуга и скаковая лошадь, он называл себя «тайный секретарь барон фон Вебер» и участвовал в загородных прогулках и придворных кутежах. Все возраставшие долги не смущали его — в том кругу, где он вращался, это было обычным явлением. В то же время Вебер хо>-тел доказать новым высокопоставленным приятелям свою образованность и по многу часов проводил в королевской библиотеке, особенно увлекаясь философскими трудами. Был у Вебера и кружок близких друзей, именовавшийся «Путешествие Фауста в ад»; они обменивались шуточными стихами и музыкальными письмами; каждый имел свое прозвище: Вебера называли «капустный салат» (иносказательно — «легкомысленный человек»).
Легкомыслие Вебера действительно поражало. Он позволял себе такие дерзкие шутки над деспотичным королем, что друзья дрожали от страха. Однажды Вебер появился на театральном представлении в королевской ложе; в другой раз послал к королю старуху, которая бродила по переходам замка в поисках прачки. Будучи посажен под арест за эту проделку, он написал песню «Наша жизнь — постоянная борьба» и от имени герцога посылал королю письма, в которых высказывал все, что думал о нем. Король догадался, кто был автором писем, и возненавидел Вебера.
Казалось, что Вебер вполне доволен жизнью и ни о чем не задумывается серьезно. Однако именно в 1809 году он начал писать роман «Жизнь музыканта», открывающийся знаменательным раздумьем о долге художника: «Прочь отсюда. На простор. Поле деятельности художника — весь мир. В этой душной и тесной среде что для тебя милостивое одобрение какого-нибудь покровителя искусства, одобрение за выжатую из тебя мелодию к его пошлым и бездушным виршам! Что тебе в дружеском пожатии руки миловидной соседки в благодарность за пару волнующих вальсов; что тебе в приветственных криках толпы за удачный марш на параде!— Прочь!. Ищи себя в ином.».

Трудно представить себе, как в условиях безалаберной жизни, светских развлечений, неустанной и разносторонней деятельности, характерных для Вебера на протяжении всего его творческого пути, он находил время сочинять. Здесь сыграла свою роль не только редкая одаренность Вебера, легкость, с какой давалось ему сочинение музыки, но и умение подчинить свое дарование дисциплине и строгому порядку, что составляло поразительный контраст его бурной и беспорядочной жизни. Во время краткого пребывания в Карлсруэ он успел написать две симфонии, а в вихре развлечений Штутгарта создал много фортепианных пьес, музыку к «Турандот» Шиллера, где в увертюре использовал подлинную китайскую мелодию (это была «Китайская увертюра», сочиненная еще в Бреславле и теперь переработанная1), начал две оперы. Одна из них — «Сильвана» — представляет собой переделку (на основе нового либретто) детской оперы «Немая лесная девушка»; другая — «Абу Га-сан» — написана на сюжет арабских сказок «Тысячи и одной ночи».
Между тем над головой Вебера сгущались тучи. Долги, как его собственные, так и его господина, герцога Вюртембергского, росли с каждым днем, и оба лихорадочно искали радикальное средство, чтобы погасить их. К тому же зимой 1808 года приехал отец Вебера — сильно постаревший, перенесший тяжелую болезнь, но все такой же беспокойный — и расположился в комнате сына с целым выводком собак. Отец всячески отравлял ему жизнь и не замедлил увеличить сумму его долгов. Чтобы уплатить один долг, Франц Антон не придумал ничего лучшего, как взять восемьсот гульденов из денег герцога, находившихся в распоряжении сына. Узнав об этом, Вебер пришел в ужас и решил любой ценой вернуть деньги. Он попросил одного знакомого трактирщика выручить его, но тот категорически отказался. Тогда Вебер обратился за помощью к своему бывшему слуге, который стал теперь придворным лакеем герцога; тот обещал убедить трактирщика щедрыми чаевыми и действительно вскоре принес нужную сумму. Обрадованный Вебер написал расписку, даже не спросив лакея, как он достал деньги. А через несколько месяцев разразилась катастрофа.
9 февраля 1810 года Вебер находился в театре на репетиции своей новой оперы «Сильвана». Внезапно в оркестр явились жандармы и без всяких объяснений приказали Веберу следовать за ними в тюрьму. На следующий день Вебер предстал перед королем, который пожелал лично вести расследование. Он обвинил Вебера в краже герцогского имущества (речь шла о двух серебряных подсвечниках, которые были ему подарены), в присвоении чужих денег и самое главное — во взяточничестве при вербовке солдат. Испуганные друзья отвернулись от Вебера. Он мужественно защищался, отрицая свою причастность к темным махинациям; лишь потом он понял, в чем дело.
С расширением военных действий королю требовалось все больше солдат, однако немцы неохотно шли воевать в армию Наполеона. Французские завоеватели натравливали немцев разных государств друг на друга, заставляли стрелять в мирное население, и, чтобы избежать призыва, те из жителей Вюртемберга, кто 'побогаче, стали покупать должности при дворе герцога Людвига, хотя вовсе не думали ему служить. Герцогу такое пополнение казны пришлось кстати, а у короля неожиданный рост герцогского двора вызвал приступ гнева. Он поклялся примерно наказать виновного — и нашел его в лице ненавистного Вебера. Вебер действительно оказался виновен в доверчивости и легкомыслии: лакей, занимая для него деньги у трактирщика, пообещал тому, что секретарь герцога за эту сумму даст его сыну фиктивную должность при дворе и тем самым освободит от военной службы. Однако через несколько месяцев сын трактирщика все же был призван в армию, и тогда возмущенный отец написал на Вебера донос. Доказать обвинения все же никто не мог, а дальнейшее расследование грозило обнаружить истинного виновника махинаций с вербовкой — герцога Вюртембергского. Чтобы избежать огласки, король замял дело, а Вебера вместе с отцом повелел изгнать из страны, запретив появляться в пределах Вюртемберга под угрозой нового ареста. 26 февраля 1810 года Вебер покинул негостеприимное королевство.
Шестнадцать дней пребывания в тюрьме, завершившие трехлетний период жизни Вебера в Вюртем-берге, произвели полный переворот в его характере. Из легкомысленного юноши, по словам современника — «наполовину придворного, наполовину музыканта», он превратился в зрелого человека, твердо знающего цель своей жизни. Он снова — и на этот раз навсегда — вернулся к искусству. Год спустя Вебер писал: «Лишь под напором массы воды подымается волна, лишь под давлением пружина обнаруживает упругость, и лишь неблагоприятные обстоятельства и условия порождают великих людей». Это в полной мере можно отнести к нему самому.
Вебер решил начать новую жизнь. Его отец в конце жизни стремился в Мангейм — город своей юности. Вебер не прочь был задержаться там на некоторое время. Его влекла музыкальная слава города: мангеймский оркестр славился на всю Европу, его скрипачами восхищался Моцарт; в этом оркестре впервые был применен неведомый до того эффект постепенного нарастания и затухания звучности, что производило потрясающее впечатление на слушателей и открывало новые возможности для композиторов. В городе было множество музыкальных кружков, музицировали за чаем, в гостях пели квартетом и читали новые драмы. Удачные концерты Вебера в Мангейме, где он исполнял свои и чужие произведения, быстро вернули композитору природную веселость. Один из друзей оставил такой портрет Вебера того времени: «Внешне он был непредставителен, мал ростом и слаб, с узкими плечами, но каждого сразу же пленяла прекрасная форма удлиненной головы, одухотворенное выражение лица, оживленного непосредственностью и жизнерадостностью, прямые, открытые речи, призносимые красивым, звучным баритоном». Другой современник описывал Вебера маленьким узкогрудым человечком, одетым в черное, с длинными руками, узким, бледным лицом, на котором выделялись очень живые и приветливые серо-голубые глаза за сильными очками. Вебер сблизился со многими молодыми людьми Мангейма и часто пировал с ними у гейдельбергских студентов; потом все вместе отправлялись бродить по ночным улицам, и Вебер пел под гитару серенады городским красавицам. Так рождались многие его песни.
Однако беззаботная жизнь не могла продолжаться долго: надо было искать постоянную службу или отправляться в новые странствия. Вебер выбрал последнее. Оставив отца в Мангейме, он в апреле 1810 года уехал в Дармштадт. Там он встретился со своим старым учителем — аббатом Фоглером, который стал за это время тайным советником великого герцога Дармштадтского. Он принял Вебера с распростертыми объятиями и предложил брать у него уроки в промежутках между концертными поездками. Здесь Вебер познакомился с новым учеником Фоглера — сыном берлинского банкира Якобом Бе-ром, которому под именем Джакомо Мейербера предстояло стать во Франции прославленным композитором, автором опер «Роберт-Дьявол», «Гугеноты», «Пророк», «Африканка» и других. Ему было тогда восемнадцать лет, но он уже успел приобрести известность как прекрасный пианист; его умение читать с листа оркестровые партитуры поражало всех. Мейербер отличался чрезвычайной настойчивостью — он мог заниматься, целыми неделями не выходя из комнаты, когда ему надо было чего-нибудь добиться. В награду за усердную учебу отец посылал сыну русскую икру, гусей и другие деликатесы, и ученики Фоглера быстро уничтожали обильные посылки. Так же свободно, как своей собственной, они распоряжались богатой библиотекой Мейербера. Нередко Вебер соревновался с ним в фортепианных импровизациях на заданную тему, а потом они в четыре руки играли новые произведения.
Часто Вебер с друзьями отправлялся «собирать мелодии» — слушал в кабачках народные песни и пел под гитару с солдатами и девушками. Иногда проказы друзей вызывали негодование чопорного дармштадтского общества. Так, Вебер завел собачку и назвал ее Мамзель; на прогулках он громко звал ее всякий раз, как поблизости показывалась хорошенькая девушка, чтобы та обернулась и он мог как следует рассмотреть ее. Когда созревали вишни, приятели с кульками в руках располагались у всех на виду в излюбленном месте прогулок горожан у Рейнских ворот и соревновались, кто скорее съест свои вишни.

Композитор Мейербер
Джакомо Мейербер


Среди многочисленных концертных турне Вебера одним из самых интересных оказалось посещение вместе с Фоглером Франкфурта-на-Майне. Здесь у одного издателя Вебер впервые увидел партитуры, написанные самим Моцартом. Охваченный благоговейным страхом, Вебер заботливо положил партитуру на стол, прикоснулся к ней губами и лбом; затем, встав на колени, долго рассматривал ее — на глазах его блестели слезы — и, наконец, отдал издателю со словами: «Как счастлива бумага, на которой лежала его рука!». Благоговение Вебера перед памятью Моцарта было настолько велико, что, приехав через три года в Вену, он воспротивился желанию Фогле-ра познакомить его с Сальери. Народная молва связывала имя Сальери со смертью Моцарта. Возможно, Вебер этому не верил, но он знал, что Сальери ненавидел Моцарта, и заявил, что не желает иметь с этим человеком никакого дела!
Главной целью поездки Вебера во Франкфурт была постановка «Сильваны». Эта опера, в которой наивные песни в народном духе и большие колоратурные арии, напоминающие итальянские, чередуются с отрывками, заимствованными из оперы «Немая лесная девушка», очень пестра по музыке. Действие развертывается в двух враждующих семьях. Главная героиня — похищенная девушка Сильвана, воспитанная в лесу отшельником, который запретил ей разговаривать с чужими; полюбивший Сильвану юноша считает ее немой; все заканчивается двумя счастливыми свадьбами. Запутанное либретто с невероятными, психологически не мотивированными событиями (что так характерно даже для зрелых опер Вебера) отличается, однако, очень интересно задуманной главной ролью. Эта роль предъявляет большие требования к исполнительнице: хотя ей не надо петь, она должна быть чрезвычайно музыкальной, пластичной, обладать богатой мимикой. Эти требования казались необычными во времена господства итальянской оперы, где основным и единственным достоинством признавалось блестящее, виртуозное вокальное мастерство. Так в своей ранней, не-зрелой-опере Вебер предвосхитил последующие нововведения романтизма: обилие немых сцен в операх Вагнера или выбор исполнительницей главной роли балерины («Фенелла, или Немая из Портичи» французского композитора Обера).
Вебер сам нашел исполнительницу роли Сильваны. В одном из концертов он услышал семнадцатилетнюю Каролину Брандт. Дочь скрипача и певца из Кёльна, она, подобно Веберу, выросла в театре. Восьми лет она уже выступала в популярнейшей в то время комической опере «Дунайская русалка» и очаровывала публику. Каролина получила очень скудное образование: родители начали учить ее лишь в одиннадцать лет и через два года сочли образование законченным. К тому времени оркестр, где работал отец, был распущен, семья впала в нужду, и Каролина вместе со старшим братом вновь пошла на сцену. Они объездили Германию и Швейцарию; Каролина исполняла роли служанок, юных девушек или мальчиков. Талант заменил ей систематическое образование, а природный здравый смысл не позволял обольщаться быстрыми успехами. Нежное сопрано и яркое драматическое дарование, уверенность, с какой она держалась на сцене, наивная кокетливая грация и изящная фигура, выразительные серые глаза и пепельные волосы — все в Каролине нравилось Веберу.

Жена Вебера
Каролина Брандт — жена Вебера


16 сентября 1810 года состоялась премьера «Сильваны». Она едва не сорвалась, так как в это воскресенье с утра весь город наблюдал за подъемом воздушного шара. Спектакль начался с большим опозданием, но, несмотря на это, опера, а особенно исполнительница главной роли, имела успех.
Это немного утешало Вебера в постоянном отсутствии денег. По выражению одного из друзей, «в доме у него обычно не было ничего, кроме таланта». Комическая опера «Абу Гасан», над которой Вебер работал в конце 1810—начале 1811 года, отражает его вечную нужду. Центральное место в олере занимает хор кредиторов на слова: «Деньги, деньги, деньги! Я не хочу дольше ждать». Главный герой Абу- Гасан, его жена, веселые слуги калифа, не зная, как уплатить долги, решают поочередно притворяться мертвыми, чтобы получить деньги на свои мнимые похороны. Когда проделка раскрывается, калиф весело смеется над ней, щедро награждает Абу Гасана и его жену и наказывает их врагов.
Некоторые особенности этой маленькой, состоящей из десяти номеров оперы Вебера связывают ее с «Похищением из сераля» Моцарта: экзотичность сюжета (нашедшая некоторое отражение в музыкальном языке — восточные черты заметны в ритме и инструментальном колорите увертюры и марша калифа), стремительность в развертывании интриги, добродушный юмор и изящество, разнообразие форм, среди которых значительна роль контрастных по характеру дуэтов и действенных ансамблей. С другой стороны, интерес к Востоку, даже место действия — при дворе багдадского калифа — и отдельные выразительные средства в хоровых сценах предвосхищают восточные эпизоды «Оберона». Все сцены «Абу Га-сана» пронизаны весельем; музыка отличается стремительным темпом — лишь через двенадцать лет, для новой постановки в Дрездене, Вебер написал единственную медленную арию.
По обыкновению, в период сочинения «Абу Гасана» Вебер занимался множеством дел сразу: писал музыку (кроме оперы — песни, концертные пьесы для фортепиано и других инструментов — особенно он любил кларнет и фагот), статьи, рецензии на различные постановки. Он обладал блестящим литературным даром, особенно даром сатирика и пародиста. Многие даже советовали Веберу бросить концертирование и заняться писательством. Сохранилось множество замыслов, набросков, отражающих впечатления Вебера от его многочисленных музыкальных путешествий, размышления об искусстве и т. п.
К 1811 году относится организация Вебером «Гармонического союза», для которого он написал устав из двадцати одного параграфа. Это — характерное для романтиков содружество, напоминающее «Шубертиады», «Серапионовых. братьев» Гофмана или «Давидово братство» Шумана. Целью «Гармонического союза» было представлять публике молодые таланты* пропагандировать все новое, прогрессивное в искусстве, защищать его от враждебной критики, а также — характерное романтическое стремление — объединить деятелей различных видов искусства: музыкантов, поэтов, художников. В кружок входили близкие друзья Вебера (среди них
Мейербер); сам он был председателем и носил имя Мелос.
1811 —1812 годы были целиком заполнены концертными поездками. 3 марта Вебер приехал в небольшой городок Бамберг, где близко сошелся с помощником директора театра Эрнстом Теодором Амадеем Гофманом, писателем, художником и музыкантом, одним из самых ярких и своеобразных немецких романтиков, чье творчество не раз вдохновляло композиторов-XIX века («Крейслериана» Шумана, «Коппелия» Делиба, «Щелкунчик» Чайковского, «Сказки Гофмана» Оффенбаха и др.). Он жил в Бамберге уже два года и часто проводил целые ночи напролет в гостинице «Роза», сочиняя оперы и итальянские канцонетты. Гофман быстро подружился с Вебером. Между ними не было разногласий, хотя Вебер не так любил «долгие сидения в гостинице», как Гофман.
Вебер читал Гофману отрывки из своей книги «Жизнь музыканта», начатой еще в Штутгарте, которая вызвала горячее одобрение писателя. С этим замыслом Вебер носился долго. Вначале он задумал роман, «Земные странствия музыканта» — по образцу знаменитого романа Гете «Годы учения Вильгельма Мейстера», но в романтическом духе. Он много раз, на протяжении десяти лет, перерабатывал план, писал отдельные главы, но роман так и остался незаконченным. Однако и в этом виде «Жизнь музыканта» — яркий документ эпохи, полный интереснейших мыслей и остроумных, иронических замечаний. Это пестрые романтические листки, напоминающие «Кота Мура» или «Крейслериану» Гофмана, где фантастика чередуется с реальностью, проза — со стихами, биографические наброски сменяются философскими раздумьями, а саркастическая пародия — мечтательными излияниями.
14 марта Вебер был уже в Мюнхене. Здесь при королевском дворе большой успех имело его концертино для кларнета, и баварский король заказал композитору два концерта для этого инструмента. Поставленный 24 мая в придворном театре «Абу Гасан» также имел успех. Многочисленные концерты, посещение театра, ухаживание за певицами, сочинение музыки по заказу, критические статьи в газетах, переписка с друзьями по «Гармоническому союзу» — все это заполняло жизнь Вебера. Но он еще находил время по ночам любоваться природой в окрестностях красивейшего Штарнбергского озера.
Любовь к природе влекла Вебера в Швейцарию. По дороге ему пришлось пересечь границу Вюртем-берга, где по приказу короля он был схвачен. Вебера отпустили лишь при условии, что больше никогда он не появится в пределах Вюртемберга. В Швейцарии Вебер поднимался в горы, на глетчеры, побывал на знаменитых озерах — Цюрихском, Фир-вальдштетском. Здесь у него возник интереснейший замысел — написать «Необходимый справочник странствующего музыканта», который должен был познакомить путешественников с музыкальными достопримечательностями каждого города; к сожалению, дело не пошло дальше набросков. В Швейцарии Вебер был принят в почетные члены «Музыкального общества Гельвеции». 21 августа в его честь был устроен музыкальный вечер с пением, танцами и фейерверком. Через два дня на концерте он неожиданно встретился с Мейербером, который отправлялся учиться в Италию.
По возвращении из Швейцарии, где Вебер провел три месяца, он выступал в крупнейших музыкальных центрах Германии и Австрии — Веймаре, Дрездене, Берлине, Лейпциге, Праге. В Веймаре, на придворном вечере, когда Вебер вместе с кларнетистом исполнял вариации на темы из «Сильваны», в зал вошел Гёте. Не обращая внимания на музыкантов, он громко разговаривал во время игры и покинул общество, не дослушав музыки. Вебер был ему представлен, и Гёте с олимпийским величием коротко приветствовал композитора. Вторая встреча была менее холодной, но все же Вебер говорил, что «этими господами лучше восхищаться всегда только издали».
В Берлине Вебер прожил полгода. Он поселился в гостеприимном доме родителей Мейербера и прилагал большие усилия, чтобы поставить здесь «Сильвану». Это вначале встретило сопротивление берлинских музыкантов, но концерты, которые дал Вебер, привлекли многих на его сторону, и «Сильвана» была исполнена с успехом.
В это время Вебер узнал о смерти отца. Он умер в Мангейме 16 апреля 1812 года в возрасте 78 лет. Сын сохранил о нем лишь хорошие воспоминания, забыв эсе дурное и тяжелое, помнил только об отцовской любви, о заботливом отношении к его таланту. Все долги отца он взял на себя.
Пребывание в Берлине оказало большое влияние на формирование Вебера как музыканта и человека. Берлин был центром национальных стремлений, воля к борьбе с французскими завоевателями, предчувствие близкой победы над Наполеоном были здесь особенно сильны. И Вебер — странствующий художник без дома, без родины — впервые почувствовал себя немцем, а Германию — своей родиной, впервые серьезно задумался над тем, что его искусство может служить народу. Он обратился к новому жанру — мужскому хоровому пению, которое в это время получило широкое распространение в Германии.
Еще в конце 1809 года друг Гёте Цельтер основал кружок мужского пения под названием «Лидертафель» («Застольное пение»). В него входило двадцать пять — тридцать членов, из которых каждый должен был уметь написать стихи и музыку песни или в крайнем случае свободно пропеть ее с листа. Этот кружок собирался каждый месяц «за столом» и исполнял песни, сочиненные его членами или их друзьями; затем эти песни заносились в специальные книги. Песни подобных «лидертафелей» нередко были проникнуты героическим, патриотическим духом, они играли важную роль в росте национального самосознания. Вебер по просьбе проповедника одного из военных соединений — Бранденбургской бригады — написал 19 августа 1812 года в духе «лидертафелей» песню «Клятва воина» для баса с мужским хором в сопровождении труб, валторн, фаготов и тромбонов. Через неделю она была исполнена в казарме у Бранденбургских ворот самими солдатами; они пели ее с поразительным чувством и тронули проповедника и капитана до слез. Это был первый образец в творчестве Вебера того нового стиля, который позже получил яркое воплощение в знаменитом сборнике «Лира и меч».
Новый 1813 год Вебер встретил в Лейпциге. Он задумал большую концертную поездку через Прагу и Вену в Италию и Францию. Однако военные события — начинался последний этап борьбы с Наполеоном — помешали осуществлению этого замысла. И Вебер остался в Праге в качестве, дирижера оперного театра.

Чехию с давних пор называли «консерваторией Европы». Музыкальность чешского народа вошла в пословицу. В домах богатых аристократов нередко все слуги были музыкантами: повар — скрипач, егерь — валторнист, распорядитель — флейтист, дворецкий— дирижер, а сам хозяин играл вторую скрипку рядом с камердинером. Богатство дома считалось неполным, если в нем перед гостями нельзя было образцово исполнить квартет, квинтет или септет. Пражская публика отличалась редкой музыкальностью; Моцарт ставил ее гораздо выше венской, хотя Вена в конце XVIII — начале XIX века считалась музыкальной столицей мира.
В театре, по обычаю того времени, шли и оперные, и драматические спектакли. Он был построен в 1784 году и открыт знаменитой драмой «Эмилия Галотти» великого немецкого просветителя Лессинга, а через два года состоялась постановка «Свадьбы Фигаро» Моцарта (всего несколько месяцев спустя после премьеры в Вене). Именно для Праги, воодушевленный широкой популярностью «Свадьбы Фигаро», композитор на следующий год написал «Дон-Жуана», премьера которого также прошла с блестящим успехом, что вызвало характерное замечание Моцарта: «Мои пражане понимают меня». Однако к 1813 году в связи с почти непрекращающимися войнами оперное дело пришло в упадок, и, по существу, все надо было организовывать заново* Этим и пришлось заняться Веберу.

Немецкий театр
Немецкий театр в Праге

Он поставил своей целью осуществить то, что начал в Бреславле. Как и там, он по-новому рассадил оркестр, был одновременно дирижером, режиссером, хормейстером, репетитором. Вебер исполнял лучшие оперы — «Дон-Жуана» (в свой бенефис), «Свадьбу Фигаро», «Милосердие Тита» Моцарта, «Фиделио» Бетховена, оперы французских композиторов Керубини, Мегюля, Изуара, Спонтини. Он осуществил первую постановку новой романтической оперы немецкого композитора Шпора «Фауст», а когда опера Мейербера «Али Мелек» провалилась в Вене, Вебер решил поставить ее в Праге. Удивительна его художническая одержимость: за три месяца 1814 года им было поставлено десять опер; нередко одну премьеру от другой отделяли одна-две недели. В этом нежном, хрупком, хромом человечке горело пламя великого деятеля.
Ко многим из своих постановок Вебер писал в газетах статьи, пояснения, рецензии, пропагандируя новые оперы, как это тридцать пять лет спустя делал в Веймаре Лист. Они составили своеобразный цикл из двадцати статей (продолженный затем в Дрездене) под характерным названием «Музыкально-драматические заметки. Попытка посредством
сведений и указаний по истории искусства облегчить понимание новых опер, поставленных на сцене». Наиболее интересна статья об «Ундине» Гофмана — первой немецкой романтической опере, написанной в 1813 году. Вебер впервые осуществил тот синтез творца и критика, который так характерен для композиторов-романтиков — Шумана, Берлиоза, Листа, Вагнера. Показательно, что в своих статьях Вебер настойчиво утверждал связь искусства с жизнью: «Человек важнее артиста», «Искусство, это дитя человеческих отношений, может существовать только в них, ибо совершенно ясно, что ни одна картина не была бы нарисована, ни одна драма написана и ни одно музыкальное произведение сочинено, если бы не веление заложенного в людях стремления воздействовать на других».
Работа руководителя оперного театра оказалась очень сложной. Вначале Вебер чувствовал себя стесненным из-за незнания чешского языка: ему казалось, что краткие фразы, которыми обменивались между собой чехи, скрывают недоверие к нему. Но Вебер не запрещал разговаривать в театре по-чешски (хотя в порабощенной Австрией Чехии госут дарственным языком был немецкий и спектакли шли на немецком языке). Он решил сделать самое трудное — изучить чешский язык, и уже через несколько месяцев никто в присутствии Вебера не говорил того, что он не должен был слышать.
Однако эта работа не давала Веберу полного удовлетворения. Он называл время, проведенное в Праге, «подневольными годами»: «Я старый вол, запряженный в плуг любимой публики, обмолачиваю много соломы, вытираю пыль с глаз и начинаю опять все сначала». Обширные и разнообразные обязанности не оставляли времени для сочинения музыки; к тому же нередко дирекция бывала недовольна Ве-бером. И каждое лето он стремился вырваться из Праги, чтобы отдохнуть от повседневных забот, побыть в кругу друзей и писать музыку.

Сборник Вебера
Титульный лист первого издания сборника «Лира и меч» с портретом Теодора Кернера

Летние месяцы 1814 года Вебер провел в Берлине. Его, жившего в Чехии, целиком погруженного в заботы о театре, постановках, оркестре, хоре, певцах, поразила бурная жизнь немецкой столицы, патриотический энтузиазм, царивший на улицах. У всех на устах были имена героев национально-освободительной борьбы — поэта Теодора Кернера, погибшего в сражении с французами, начальника партизанского отряда Лютцова и других. Даже кружок друзей Вебера называл себя, в честь русских союзников, «музыкальными башкирами», а позже, в 1815 году, Вебер написал вариации на тему украинской народной песни «Ехал казак за Дунай», очень популярной в Германии и Австрии с немецким текстом известного в то время поэта Тидге под названием «Казак и его девушка» («Прекрасная Минка, я должен проститься.»). Эти настроения воспламенили воображение композитора. На пути из Берлина в Прагу он начал сочинять песни на стихи Кернера. В конце 1814 года был закончен сборник патриотических песен «Лира и меч». Три из них, для мужского хора, прозвучали в Праге 6 января следующего года. Успех их не поддается описанию. В один день Вебер стал знаменитым; его провозгласили национальным певцом борьбы за свободу. Сам же он скромно отзывался об этом своем выдающемся произведении: «Некоторые из песен Кернера, я думаю, мне удались».

Песни «Лиры и меча» разнообразны по настроению, содержанию и форме, но все пронизаны идеей освободительной борьбы. Многие напоминают немецкие народные песни — эти краткие повторяющиеся куплеты с простой и ясной мелодией героического склада словно написаны для исполнения воинами на привале между битвами, а не для концертной эстрады. Вебер чутко уловил и передал дух времени, новые интонации, рожденные жизнью,— таких песен еще не создавали композиторы Германии.
.Как завывания бури, издалека доносятся грозные раскаты битвы. Воин взывает к богу сражений: пусть он ведет его к победе или смерти — это борьба не за богатство и почести, а за самое святое на земле («Молитва во время битвы», пример 1 на с. 36).
Эту мрачную, непреклонную героическую песню сменяет просветленная лирическая: перед умирающим воином мелькают прекрасные видения свободы и любви, которые вдохновили его на борьбу и за которые он отдал жизнь («Прощание с жизнью»).
Тягостны мысли об угрозах и издевательствах врагов, о скорби и смерти, царящих в Германии; но однажды, напоенная кровью миллионов сердец, поднимется свобода, разрушит оковы и взрастит на забытых могилах героев пылающие пальмы («Утешение. После заключения перемирия»).
Где родина певца? О чем она скорбит, на что надеется? Светлую лирическую картину, рисующую прекрасную немецкую землю, омрачает повествовав ние о ее бедствиях («Мое отечество»).
«Песня всадников» и «Дикая охота Лютцова» — бодрые, жизнерадостные, полные уверенности в победе, с энергичными восклицаниями, с сигналами боевых труб в аккомпанементе — контрастируют со сдержанной, возвышенной «Молитвой перед битвой».
Никто не смеет оставаться в стороне от борьбы, когда поднялась вся страна, весь народ. А того, кто военному лагерю, битвам, победам и героической смерти, достойной мужей, предпочитает шампанское, карты, театр и красоток, — того ждет всеобщее презрение: немецкая девушка не подарит ему поцелуя, немецкая песня не развеселит его и немецкое вино не освежит («Мужи и мальчишки»).

Ноты для фортепиано произведений Вебера

Завершают сборник две героические песни —веселая и беззаботная «Застольная перед битвой» и более сдержанная и суровая «Песня о мече».
Однако значительных произведений, подобных «Лире и мечу», в эти годы Вебер создал мало. Руководство театром отнимало слишком много времени, а увлечение Каролиной Брандт заполняло его сердце и мысли.
Вебер пригласил свою франкфуртскую Сильвану в Прагу. 1 января 1814 года она дебютировала и «Золушке» Изуара с триумфальным успехом. Под руководством Вебера она разучила и спела Церлину в «Дон-Жуане» Моцарта. Вскоре Каролина стала любимой артистской пражской оперы. Вебер испытывал к Каролине самые нежные чувства. Его поражала скромность новой пражской «звезды»: она жила с матерью, и ни один из богатых бездельников не мог похвастаться своим успехом у нее. Вебера, никогда не знавшего настоящей семьи, своего дома, привлекал семейный уют, сердечная атмосфера, царившие в доме Брандтов. Он писал Каролине пылкие письма, стихи, и мать благосклонно относилась к его ухаживаниям. Однако Вебер переживал тяжелую душевную борьбу, боясь, что семья помешает его творчеству: «Это — трудный выбор,— писал он,— пожертвовать ради художника счастьем человека, но это именно так, ибо можно целиком отдаваться лишь чему-то одному, и я ненавижу половинчатость».
В бенефис Каролины в «Золушке» 11 января 1815 года Вебер целый день продавал билеты в кассе и, смеясь, старался назначать как можно более высокие цены для аристократов, стремившихся в театр только из любопытства. Через несколько дней Вебер просил руки Каролины. Он поставил условием, что она должна покинуть сцену до свадьбы и возможно скорее уехать е ним из Праги. Но Каролине трудно было отказаться от любимого искусства, от поклонения пражской публики, и она попросила Вебера дать ей время подумать. Мать пугала Каролину беспорядочной жизнью Вебера, его необеспеченностью, долгами. Неожиданно выяснилась противоположность взглядов влюбленных на политические события: Каролина оказалась поклонницей Наполеона, а Вебер воспевал немецких патриотов, боровшихся против чужеземного ига; она обиделась за своего героя, начались ссоры. Вебер ревновал Каролину, ему тяжело было видеть ее на сцене, и она со слезами убеждала его, что один из них должен покинуть Прагу. Вебер взял отпуск на три месяца и уехал в Мюнхен. Каролина, пользуясь его отсутствием, набралась решимости и написала, что должна навсегда порвать с ним. Это известие потрясло Вебера. Вечером 7 сентября 1815 года он вернулся в Прагу и сразу же отправился в театр. Там Каролина пела Золушку. Вебер, едва сдерживая слезы, убежал.

За годы жизни в Праге характер Вебера закалился, он стал серьезнее, хотя по-прежнему принимал участие в развлечениях. Так, в 1816 году он был непременным участником маскарадов, где собирались люди всех сословий; память о них жила в Праге еще очень долго. Однажды Вебер появился на городском укреплении вместе со стражей. На плечах его была салфетка, на голове свиная маска с лимоном во рту, он говорил только по-французски: «Да, да, да!» В другой раз он устроил представление в духе мрачных фантазий Гофмана. Каролина изображала веселую юную Коломбину, которую арлекины несут на катафалке как «бесплодные усилия любви» карнавала. Пьеро появлялись в роли плакальщиц, везущих толстого, смертельно бледного трактирщика — это карнавал, лежащий при последнем издыхании. За ними шел Вебер в роли смерти с карнавальным карпом в оскаленных зубах и косой.

17 октября 1816 года Каролина получила приглашение на гастроли в Берлин; Вебер поехал с ней. Она никогда не видела, чтобы скромного дирижера пражского театра чествовали повсюду как национального героя. И Каролина впервые задумалась над тем, что ее искусство артистки ниже, чем его искусство композитора-творца, воодушевляющего своими произведениями массы слушателей. Наконец 19 ноября, в день именин Каролины и Карла, они объявили о своем обручении. В этот день в Берлине было солнечное затмение, царило веселое настроение, словно все радовались счастью влюбленных, и Вебер с Каролиной много смеялись, видя повсюду носы, черные от закопченных стекол. Свадьба праздновалась в Праге почти год спустя, 4 ноября 1817 года. Она была очень скромной. Вебер отказался от музыки в церкви. Однако в тот момент, когда священник начал свою речь, раздался торжественный мужской хор в сопровождении органа — хористы театра, работавшие с Вебером, не могли отказать себе в удовольствии присутствовать на его свадьбе, и эта искренняя привязанность глубоко тронула Вебера.
Вебер не хотел оставаться в Праге — он давно мечтал о работе в Берлине. Однако королю — страстному поклоннику итальянской оперы — были подозрительны патриотические устремления композитора. В это время Вебер узнал, что в Дрездене предполагается основать немецкую оперу; именно здесь могли претвориться в жизнь его мечты о национальном театре. На рождество Вебер получил место капельмейстера Дрезденского театра и 13 января 1817 года приехал в столицу Саксонии.