О РУССКОЙ НАРОДНОЙ ЛИРИЧЕСКОЙ ПЕСНЕ
Текты, слова народных лирическиих
песен
русские народные песни тексты
Песни, сложенные рабочими, носят существенно иной характер, чем песни крестьян. Крестьянские песни создавались столетиями и выражали мировоззрение и чувства многомиллионного земледельческого населения. Рабочий пролетариат возникает с созданием производственных предприятий, первоначально — мануфактурных, позднее— фабричных. Тульские заводы существуют с XVII века. Первоначально пролетариат малочислен. Рабочий — выходец из крестьян. Процесс пополнения пролетариата из крестьян продолжался долго. Такие выходцы из деревни приносят в город свой крестьянский взгляд на вещи, свои песни и песенные приемы. Эта крестьянская струя в поэзии рабочих прослеживается очень ясно примерно до середины XIX века. Но наряду с этим создается потомственный пролетариат, уже мало связанный с деревней. Этот пролетариат создает новые песни. В своем творчестве зрелый пролетариат не может опираться на традиционный крестьянский фольклор. Лазоревые цветики, лебедушки, березки и пташки здесь не могут найти себе места. Но вместе с тем нет никакой другой фольклорной традиции, на которую могла бы опереться новая песня. Свою опору она находит не в традиционном фольклоре, а в русской поэзии, и этот процесс начинается уже с XVIII века.
Первые данные о поэзии рабочих мы имеем от XVIII века. Уже эти песни показывают
одну особенность поэтического творчества рабочих. Крестьянство не знает
стихотворений в нашем смысле этого слова и их не создает. Крестьянство
создает и знает только песни. В творчестве рабочих единства напева и слова
уже нет. Создаются стихотворения, и эти стихотворения могут прочитываться
вслух или про себя, но могут и распеваться. В большом числе случаев поэтическое
творчество рабочих — это создания отдельных грамотных или полуграмотных
людей. Литературное мастерство не всегда на высоте — и иначе оно быть
не может. Требовать от таких произведений эстетического совершенства —
значит не понимать исторических и историко-литературных закономерностей.
Неправильно также говорить, как это делалось в науке второй половины XIX
века, что поэзия рабочих свидетельствует о падении народного творчества.
Крестьянская поэзия XIX века завершала собой многовековую традицию, поэзия
рабочих начинала новую традицию. Крестьянская поэзия XIX века есть завершающая
ступень развития этой поэзии, поэзия рабочих XVIII—XIX века есть первая
ступень новой традиции, нового качества. Мастерство постепенно возрастает,
и, например, в период революции 1905 года из среды рабочих уже выходят
песни и стихотворения необычайной силы.
Изучая поэзию рабочих, нужно иметь в виду, что в состав этой поэзии входит
не только то, что было создано самими рабочими, но что рабочая поэзия
впитывала в себя всё, что соответствовало ее интересам и потребностям.
Особенно заметно это к концу XIX века и в период революции 1905 года.
Рабочие пели произведения классиков, стихотворения которых отвечали их
настроениям («Узник» Пушкина, «Колодники» А. К. Толстого, «Из-за острова
на стрежень.» Садовникова, «Назови мне такую обитель.» Некрасова и многие
другие). Такие произведения мы не отнесем к рабочей поэзии. К рабочей
поэзии мы будем относить не то, что исполнялось рабочими, а то, что ими
было создано.
В состав поэзии рабочих входили также произведения, созданные для рабочих
образованными революционерами-профессионалами, иногда обладавшими незаурядным
поэтическим талантом. К таким можно отнести, например, стихотворение «Ткачи»
Штрипана и Моисеенко. Сюда же можно отнести и большое количество так называемых
гимнов («Интернационал», «Варшавянка», «Смело, товарищи, в ногу.», похоронные
песни «Замучен тяжелой неволей.», «Вы жертвою пали.» и другие).
К собственно же рабочей поэзии в узком смысле этого слова следует отнести
произведения, возникшие непосредственно в среде рабочих, созданные отдельными
рабочими, подхваченные массами и превратившиеся в песни. Провести точную
границу между произведениями поэтов-профессионалов и поэтов из народа
не всегда возможно, да и не всегда в этом есть необходимость. Творчество
рабочих подлежит изучению как историков литературы, так и фольклористов.
Произведения, созданные людьми физического труда, тяготеют к фольклору.
Произведения, созданные образованными революционерами за письменным столом,
тяготеют к литературе или входят в ее состав. Произведения, созданные
людьми физического труда, обладают для нас особым значением и особым интересом.
В. Д. Бонч-Бруевич вспоминает о Ленине:
«Владимир Ильич особенно внимательным образом всегда относился к творчеству
народных поэтов. Он любил слушать, когда они вдохновенно выступали в рабочих
кварталах Парижа и других городов.
Сам Владимир Ильич очень любил революционное пение, принимал в нем всегда
участие, читал новые революционные стихотворения и быстро запоминал те
из них, которые были особенно популярны, которые перелагались на музыку
и пелись в ссылке, на рабочих собраниях, в эмиграции». 1
В приведенных строках очень ясно обрисован процесс возникновения и распространения
таких произведений. Неясно здесь другое: в какой степени такие произведения
могут быть отнесены к области народного творчества, фольклора? Несомненно,
что некоторые признаки фольклорности налицо: произведения эти возникают
в среде, занятой физическим трудом. Разница между земледельческим и фабричным
трудом приводит к отличию содержания, но этого еще недостаточно, чтобы
исключить эти произведения из области народного творчества. Они обладают
также признаком устности распространения. В процессе обращения их создаются
варианты, и, наконец, по своему идейному содержанию они непосредственно
выражают устремления эксплуатируемых масс трудящихся. Нет признака коллективности
создания, характерного для традиционного фольклора (сказки, былины), но
и в крестьянском творчестве индивидуальное творчество также отнюдь не
исключается.
Для понимания поэзии рабочих необходимо изучить не только песни, созданные
самими рабочими, но и песни крестьян о рабочих. Взаимоотношения между
городом и деревней были сложны и отражены в поэзии рабочих очень ярко.
От конца XVIII века мы имеем песню, записанную в Ярославской области,
то есть в одном из центров текстильной промышленности. Эта песня может
считаться типичной. Она поется от имени девушек. В таких девичьих песнях
парень, ушедший на фабрику, идеализируется так же, как некогда идеализировался
ушедший на заработки бурлак. Фабричные— это «удалые молодцы», которые
устраивают около фабрики гулянье. Такие рабочие — мастера ткать ковры,
играть на скрипке и писать письма. Никакие уговоры не могут удержать девушку
от дружбы с такими ребятами («Близко-близко городочка.», стр. 483).
Более поздние песни уже далеки от такой идеализации: девушка знает, что
ее любимый тяжело работает («Кому воля, кому неволя.», стр. 493). Во многих
песнях она сетует на то, что она оставлена, брошена. В городе легко найти
покупную любовь, брошенную девушку никто не берет в замужество.
Все эти песни — крестьянские, протяжные, в которых поется о любви. В этих
песнях появилась новая фигура — фигура фабричного, но поэтика этих песен,
их тон, стиль и отчасти содержание остались прежними. Совершенно иную
картину дают песни, сложенные самими рабочими.
Самые ранние известные нам песни рабочих — это песни горняков Алтая. Чтобы
лучше понять эти песни, необходимо иметь в виду, что с конца XVIII века
горные заводы находились в ведении казны. На горных заводах существовало
военное положение, введенное еще при Екатерине. Срок службы рабочего нижнего
чина горного завода устанавливался в 35 лет; на Алтае же нужда в рабочих
руках была очень велика — здесь служили бессрочно, до полной потери трудоспособности.
Эти рабочие со своими семьями были прикреплены к заводу. Но своей рабочей
силы не хватало, и специальные эмиссары вербовали рабочих из государственных
крестьян по договорам, кабальный характер которых безграмотным крестьянам
при найме был неясен. Нанимались также подростки. Путь до горных разработок
— от 1500 до 3000 верст — совершали пешком. Одна из самых ранних песен
— это именно песня рабочей молодежи, подростков, взятых на сезонную работу
(«На разбор нас посылают.», стр. 485). Песня описывает длинный путь до
Змеиногорска, упоминает о стоянках, ночевках и о работах, но главное содержание
песни — описание жестокого обращения с детьми при непосильной ежедневной
работе. Единственное спасение — бегство, но за бегство засекали и мучили
детей до смерти:
Нас поймают
И тогда до смерти задирают и замают.
Потрясающая картина, даваемая этой песней, полностью соответствует действительности.
По стилю и содержанию очень близка к этой песне другая, также возникшая
на Алтае, — а именно песня «О се горные работы.» (стр. 486). По форме
— это незамысловатые стихи, состоящие из четырехстопных ямбов в парную
рифму. Такая форма изобличает создание какого-нибудь грамотея конца XV'III
или начала XIX века. Однако записана она была из уст рабочего в 1865 году;
известно три варианта ее. Все это заставляет думать, что это стихотворение
могло исполняться в форме песни. Не все детали этой песни ясны до конца,
но в целом картина дается достаточно определенная. Вначале говорится о
выплавке руды, а затем о промывке золота и разбивке золотой руды. Рабочие
живут за решеткой; в пять часов побудка, раздача инструментов, затем начинаются
работы. Работа ведется вручную — за каждым рабочим следят, каждому угрожает
расправа рукой или «лозой». Настроение рабочих унылое: «Наше сердце унывает».
Надзор ведут офицеры, которые сами ничего не делают. Но рабочие не видят
и не ищут никакого выхода. Они довольствуются тем, что, проходя мимо домов
начальников работ, поют по их адресу насмешливые песни. Классовая ненависть
и сознание, что рабочие трудятся для обогащения других, налицо:
Постарайся, друг и брат, Чтобы Прав дин был богат.
Но главное содержание песни — описание быта. Это описание и выражает
настроение рабочих. Ужасающие подробности, которые описаны в этой песне
и ее вариантах, также вполне историчны. Жизнь и быт рабочих на сибирских
золотых промыслах были даже значительно тяжелее, чем это показано в песне.
Имеется небольшое количество песен о горняках и на Урале. В них сохранилась
память о жестоких порядках, имевших место в XVIII веке и позже при Демидовых.
Положение горняков в Сибири и на Урале было иное, чем положение фабричных
рабочих из числа крепостных в Европейской России. Горняки частично были
посессионными рабочими. Завод принадлежал владельцу вместе с землями,
лесами и людьми, но предприятия не могли дробиться, и люди были неотделимы
от предприятия и не могли продаваться владельцами или уходить. Рабочие
горных предприятий Сибири и Урала набирались также по найму из числа ссыльных,
переселенцев и беглых. Такие могли уходить с предприятий и менять хозяина.
Положение рабочих в крепостнической Европейской России было иное. Крестьянин
принадлежал помещику и уходил на фабрику с его разрешения и разрешения
мира, внося оброк. Он был приписан не к предприятию или заводу, как горные
рабочие, а к помещику и мог менять место работы или вернуться в деревню.
Все это объясняет значительную часть ранних рабочих песен.
Крестьянин, пришедший из деревни на завод, еще верит в своего нового хозяина.
Это видно по песне «Вы леса ль, мои лесочки.», записанной Киреевским в
30-е годы (стр. 490). «Фабричные молодцы» чисто по-крестьянски плачут
и обращаются к своему хозяину за помощью, и тот обещает все, что угодно:
новые светлицы, новые станки, хорошую оплату. Этим обещанием песня кончается.
Рабочие этим обещаниям верят.
Иллюзия, что в городе на фабриках можно было заработать деньги, которые
так нужны крестьянину в его хозяйстве, в скором времени рассеивается.
Есть целый ряд песен, в которых молодой парень мечется между городом и
деревней. В город его привлекает высокая номинальная плата, но на самом
деле после внесения оброка, а также после обманов и обсчетов со стороны
хозяина, при дорогой жизни в городе у такого рабочего ничего не остается,
и он со слезами, оборванный и худой, возвращается в деревню, где его встречают
с насмешками («Лет семнадцати мальчишка.», стр. 491). Есть и такие песни,
в которых молодой парень не может устоять перед низкими соблазнами города
и разоряет себя и свою семью. По своей форме такие песни частично сохраняют
приемы крестьянской лирики, частично сбиваются на более или менее правильные
стихи с наличием рифмовок.
Преобладающее большинство песен 60—90-х годов имеет содержанием описания
тяжелой жизни рабочих, условий их труда и быта. Эти описания носят обличительный
характер. Рабочие не только описывают трудную жизнь, но ищут виновных.
Чисто по-крестьянски рабочие еще верят в хороших и худых хозяев. От одного
хозяина с проклятием и угрозами бегут к другому, чтобы постепенно убедиться,
что положение везде одно и то же: везде невыносимые условия жизни, быта,
труда, питания, везде обманы, обсчеты и штрафы/ С укрупнением производства
хозяин становится недосягаемым, и непосредственным виновником всех несчастий
теперь считается тот, с кем рабочий имеет непосредственную связь, — а
именно мастер и -подмастерье, особенно если эти мастера иностранцы— немцы
или англичане. Ненавидят также инженеров. Но постепенно вырастает. и другая
мысль: виноваты не люди, виноват завод, машина, фабрика. Фабрика калечит
людей на всю жизнь. Этому заводу шлют проклятие.
Примерно такого же содержания и шахтерские песни 80-х годов. Работа шахтера,
может быть, еще труднее, чем работа заводских рабочих: она протекает под
землей и опасна для жизни. Получка по субботам пропивается в кабаке, а
затем начинается все с начала.
Датировка этих песен затруднена, так как время записи еще ничего не говорит
о времени их возникновения. Тем не менее общая тенденция в развитии этих
песен ясна. Мотивы тяжелой жизни рабочих были подхвачены народнической
интеллигенцией, которая создавала стихотворения жалостливого характера
о тяжелой доле народа. Некоторые из таких песен получили довольно широкое
распространение, так как в них правдиво изображалась тяжелая жизнь крестьян
и рабочих. Однако пронизывающее эти песни настроение иное, чем мрачное
настроение песен, созданных самими рабочими. В собственно рабочих песнях
сквозь описания тяжелой жизни слышен протест и призыв к борьбе, и эти
боевые настроения постепенно нарастают и прорываются наружу. Песни 1880—1890-х
годов иногда носят уже прямо агитационный, призывный характер. В этом
отношении характерна песня «На Нижнетагильском заводе.» (стр. 504), где
описывается появление агитатора, безбожника, который призывает рабочих:
Мы сами добьемся управы,
Не станем на бар работать.
Песня оканчивается описанием столкновения рабочих с казаками и отправкой закованного в кандалы агитатора за Байкал. Песни отражают стачечное движение, описывают столкновение с полицией. Рабочие предъявляют экономические требования, которые постепенно перерастают в требования политические. Одна из самых сильных песен — так называемая «Фабричная камаринская», памфлет на известного купца и предпринимателя Савву Морозова. Но виноват теперь не только хозяин, но вообще фабриканты, купцы и попы, а с ними и царское правительство, которое
Издает законы многие,
Для рабочих очень строгие,
Да без всякого стеснения
Учиняет притеснения.
Революционное значение песен все возрастало. Песня проникала в партийные журналы и газеты, в песенники, прокламации и листовки. Ни один митинг, ни одна демонстрация, ни одна маевка не обходились без песен. Песня объединяла разбросанных людей в единый коллектив с единой волей. Большое значение в этом отношении имели так называемые революционные гимны, как «Марсельеза» и ее позднейшие русские обработки, «Варшавянка», «Смело, товарищи, в ногу.», «Интернационал», а также похоронные гимны «Замучен тяжелой неволей.», позднее — «Вы жертвою пали. ».
Эта революционная поэзия богата и значительна, и, хотя она не была создала
рабочими и не может быть отнесена к фольклору или народной поэзии, она
имеет с ним самое тесное соприкосновение. Но и собственно рабочая поэзия
создает произведения значительной силы и выразительности. Такова, например,
песня, названная «Памятка солдата» и начинающаяся словами «Как четвертого
числа нас нелегкая несла» (стр. 508). Такие начала встречаются в старых
солдатских походных и военных песнях. Песня эта сложена от имени солдат,
которых во время демонстрации 4 марта 1901 годя на Казанской площади в
Петербурге спрятали по дворам, а затем выпустили в помощь полиции для
внезапного нападения на демонстрантов. Картина происшедшего побоища вызывает
острое возмущение и негодование. Неизвестно, исполнялась ли эта песня
в солдатской среде; в рабочей среде (Исполнение ее засвидетельствовано
документальными записями.
Песня эта создана накануне революции 1905 года и свидетельствует о росте
революционного сознания масс. В числе песен 1905 года имеется некоторое
количество песен солдатских, возникших во время русско-японской войны,
а также позднее, когда солдат заставляли стрелять в рабочих. Одна из таких
песен — «Братцы, гонят нас далеко.» (стр. 511)—хорошо выражает солдатские
предреволюционные настроения во время русско-японской войны. В своей борьбе
против рабочих правительство пыталось опираться на солдат, но солдаты
быстро революционизировались.
Возможно, что песня «Стреляй, солдат, в кого велят.» (стр. 513) создана
не простым солдатом, а автором, имеющим какое-то образование, но она была
подхвачена солдатской средой. В ней с исключительной эмоциональной силой
в четких ритмах выражено возмущение требованием стрелять в рабочих. Стихотворение
Щепкиной-Куперник «От павших твердынь Порт-Артура.» стало подлинной народной
песней не только по степени популярности, но и по тому, что оно подверглось
фольклоризации, дало многочисленные и различные варианты (стр. 514).
Революционная литературная продукция этих лет была довольно богата, многие
из стихотворений распевались, но большинство из них все же не привело
к созданию вариантов, то есть не подверглось процессу фольклоризации.
Особую область поэзии 1905 года составляют сатирические песни. Они довольно
многочисленны, но неравноценны в художественном отношении. Эти песни свидетельствуют
о том, какой силы достигла ненависть к царю после кровавого воскресенья
9 января 1905 года. Такова, например, песня-пародия «Славься, славься
царь Николай.», а также пародия на царский гимн и другие песни.
Песни рабочих, солдат, матросов и крестьян, относящиеся к революции 1905 года, показывают, как исчезали последние царистские иллюзии, как
развивалось и крепло революционное сознание масс.
Я. Пропп