О РУССКОЙ НАРОДНОЙ ЛИРИЧЕСКОЙ ПЕСНЕ
Текты, слова народных лирическиих
песен
русские народные песни тексты
Песни крестьян-земледельцев представляют собой самую многочисленную группу
народных лирических песен. Крестьянин так тесно был связан с трудом над
землей, что оторванность от этого труда испытывал как величайшее несчастье
и горе.
Тем не менее жизнь в крепостной деревне была настолько тяжела, что уходить
с земли — надолго или навсегда — все же приходилось.
Песни крестьян, оторвавшихся.от земли и труда над ней, добровольно или
поневоле ушедших из деревни и уже не участвовавших в ее жизни, по своему
содержанию, а часто и по форме сильно отличаются от песен собственно крестьян
и составляют особый раздел русского народного песнетворчества. Здесь уже
нет песен обрядовых, любовных, свадебных, хороводных, а есть песни совсем
Другие: есть песни бурлацкие, солдатские, разбойничьи, песни тюрьмы, каторги
и ссылки и песни фабричных рабочих.
Из этих песен в первую голову следует рассмотреть песни бурлацкие. Бурлаки
не навсегда порывали связь с деревней, а были тесно с ней связаны. Бурлаками
в крестьянском обиходе называли тех, кто на летний сезон нанимался на
разного рода промыслы. Обычно такие рабочие организовывались в артели.
В песне ярче всего отразился один вид таких промыслов — речной. Летом
артель нанималась в гребцы или в качестве тягловой силы. Бурлаков запрягали
в лямку, и они тащили нагруженные суда против течения.
Часть бурлацких песен — песни трудовые, рабочие, то есть исполнявшиеся
во время каких-нибудь тяжелых совместных работ. Ритм песни определял ритм
работы. Работа велась под песню. Этот ритм не всегда легко определяется
по тексту, но всегда ясен в напеве. Такие песни пелись, когда требовалось
дружное и одновременное усилие при особенно тяжелых работах: снятии баржи
с мели, передвижке больших тяжестей, вбивании или вытаскивании свай, корчевании
тяжелых пней.
Но бурлацкие трудовые песни не только выражают ритм работы; они содержат
картину всей тяжести бурлацкого труда. Тяжесть эта состоит и в силе физического
напряжения, и в тех условиях, в которых эта работа производилась. В бурлаки
шли сильные и выносливые люди, которых такая работа не могла надорвать
ни физически, ни морально. Невыносимые условия труда, изображенные в «Дубинушках»,
превратили русского бурлака в символ русского мужика, тянущего лямку безрадостного,
подневольного, тяжелого труда. Так воспринималась и картина Репина «Бурлаки».
Текст песен с припевом типа «дубинушка, ухнем» не совсем ясен. О какой
дубинушке здесь вдет речь? Почему в некоторых вариантах она зеленая? Как
убедительно показал Е.В. Гиппиус, под «дубиной» подразумевается дуб. И
действительно: слово «дуб» некогда означало лиственное дерево вообще.
При вырубке леса под пашню деревья не срубались и не спиливались: перерубались
их корни. К верхушке дерева прикреплялся канат, за который тянули, когда
корни были почти все перерублены. Такой способ рубки делал ненужным выкорчевывание
пней.- «Подернем» — означает «потянем за верейку», «ухнем» — свалим; выкрик
«зеленая дубинушка сама пойдет» означает, что дерево само свалится. Освоение
лесов под пашню когда-то имело широкое распространение. Позднее песня
применялась уже к другом видам работ, требующих песенной команды, и песню
пели, не вдумываясь -в ее первоначальный смысл.
Необыкновенно красивый и выразительный напев в различных вариантах, четкий,
медленный ритм, картины тяжелого труда и быта бурлаков — все это способствовало
необычайной популярности бурлацких песен. Горький слышал «Дубинушку» на
Волге в детстве и записал несколько вариантов ее. Песня привлекала не
только изображением труда бурлаков и замечательным напевом, она воспринималась
как выражение протеста против вековечной «лямки», на которую обречен народ.
Песня понималась как революционная. В 1865 году революционно настроенный
морской офицер Ф. Богданов (1838—1866) создал песню, начинающуюся со слов:
«Много песен слыхал я в родной
стороне.». Припевом к этой песне служила «Дубинушка». Эту песню несколько
переработал поэт И. Ольхин (1829—1897). Эта переработка была впервые опубликована
в 1885 году. Редакция оказалась чрезвычайно удачной; песня была широко
подхвачена и пелась в студенческих и революционно-демократических кругах.
Подлинной массовой песней она стала во время революции 1905 года, когда
ее стали петь рабочие, крестьяне, передовая интеллигенция: песню пела
вся страна.
Кроме песен самих бурлаков есть песни крестьян о бурлаках. Бурлак представляется
крестьянину, прикованному к земле, вырвавшимся на волю бывалым человеком,
зарабатывающим большие деньга. Но горькая действительность разбивала всякую
идеализацию: бурлак возвращался таким же нищим, каким уходил. Кабала везде
одна и та же, Есть песни прощальные: бурлака провожает на работу вся семья:
родители, жена и дети. В других девушка ожидает возвращения любимого,
который «в бурлаки подрядился». Все уже вернулись, но ее любимого друга
нет, и вот наконец на реке завиднелась лодочка — она узнает своего друга.
Уход в батраки может рассматриваться как легальная попытка выйти из нищенства
путем приработков на стороне. К чему эти попытки приводили, показывает
сама песня. Но крестьянство издавна знало и другой путь ухода из-под крепостного
гнета, а именно бегство и как следствие этого — разбой.
Разбойничьи песни распевались в широких кругах крестьянства и городского
населения. Разбой в России был широко распространенным бытовым явлением.
О разбое знает уже летопись, он усиливается во время татарского гнета
и впоследствии вновь и вновь распространяется после опустошительных и
разорительных войн.
Разбойничьи песни — песни вольницы. Как мы увидим ниже, разбойник в песне—борец
за попранную справедливость. Он никогда не грабит бедных, а только богатых.
Разбойничьи песни довольно резко делятся на два вида. В одних— разбойник
ярко положительная фигура. Песни оптимистичны, иногда они носят веселый
и шутливый характер. Такие песий могут быть названы «удалыми». В других
идеализация уступает место жизненной правде и суровой действительности.
Эти песни смыкаются с песнями о тюрьме, каторге и ссылке и по исполнению
относятся к протяжным. Большинство исследователей относит к разбойничьим
знаменитую песню «Вниз по матушке по Волге.» (стр. 419). Прямых данных
для этого нет, но картина широких волжских просторов и свободного плавания
по реке соответствует фону, на котором рисуется действие многих разбойничьих
песен. В этой песне нет сюжета. Молодцы едут на лодках по широким волжским
просторам. Они пристают к берегу, а к ним навстречу выходит девушка. Обычно
песня этим кончается. Но по некоторым деталям можно судить о том, что
гребцы не просто едут кататься, а направляются на разбой. Об этом же свидетельствует
широкое применение этой песни в драме «Лодка». Здесь ватага молодцов едет
в лодке; они поют песню «Вниз по матушке по Волге», а затем пристают к
берегу и грабят богача.
Как уже указывалось, в некоторых песнях разбойник — не просто человек,
вырвавшийся из-под крепостного гнета на волю, он — народный мститель и
борец за попранную справедливость. В волжской песне «Что пониже было города
Саратова.» (стр. 420) удалые «молодчики заволжские», «гребцы бурлацкие»
устраивают засаду на волжском острове, поджидают астраханского губернатора,
который проезжает на лодке, нападают на него и убивают. Насколько актуальна
была эта песня, свидетельствуют более ранние варианты об убийстве князя
Карамышева и более поздние — об убийстве князя Репнина, Гагарина и Голицына.
Песня пронизана острой ненавистью к дворянско-помещичьей власти и выражает
идеологию крестьянских бунтов.
Другие песни направлены пропив Деревенских кулаков и богатеев. Такова
широко распространенная песня «Усы», в которой в шуточной форме и с прибаутками
повествуется о том, как удалые молодцы идут к мужику, который «богат добре»,
Живет на высокой горе, далеко в стороне,
Хлеба он не пашет, да рожь продает,
Он деньги берет да в кубышку кладет.
У этого мужика они угощаются, а лотом пытают его, узнают, где спрятаны
деньга, и уносят их.
Было высказано предположение, что песня «Усы» — камского происхождения.
1 Такое предположение вероятно для варианта из сборника Кирши Данилова,
в целом же песня не содержит ничего типично камского, она носит общерусский
характер. Количество записей невелико, но они далеко разбросаны, что свидетельствует
о широком распространении ее. Песня прочно связана с действительностью.
Прозвище и имя Ус было довольно распространено в древней Руси. С XVI—XVII
века оно зафиксировано почти исключительно для казачества. Один из сподвижников
Разина носил имя Васька Ус. В множественном числе слово «усы» превратилось
в метафору, обозначающую разбойников.
Более многочисленны разбойничьи песни протяжного характера. Из них некоторые
особенно интересны тем, что они показывают, каким образом молодой крестьянин
становится разбойником, раскрывают социальные корни разбойничества. Такие
песни в тюрьме поет «сироточка, сиротинушка горькая». Эти песни представляют
собой как бы поэтическую автобиографию поющего. Сирота терпит лишения
и голод, он бежит на Волгу, где его «воспитывают» легкие лодки и «лелеют»
быстрые волны. Так он доходит до Астрахани и оттуда уже уходит на разбой
(стр. 428).
Исторический опыт должен был вызвать смутное сознание, что разбой не выход
из социального неравенства и что рано или поздно борьба в такой форме
приведет к поражению. Многие разбойничьи песни кончаются предсказанием
виселицы и плахи. Такова и знаменитая песня «Не шуми, мати зеленая дубровушка.»
(стр. 425). Песня эта использована Пушкиным дважды: в «Дубровском» (гл.
XIX), где, сидя верхом на пушке, ее поет один из разбойников (здесь приведены
только первые две строки ее), и в «Капитанской дочке» (гл. VIII), где
песня приведена целиком и где ее поет Пугачев со своими сподвижниками.
Влагая эту песню в уста предводителя крестьянского восстания, Пушкин вскрывает
глубокий социальный смысл этой песни. Текст Пушкина заимствован из сборника
Чулкова. Но описание пения и впечатления, которое оно производит на
Пушкина, заставляет думать, что Пушкин слышал эту песню в живом исполнении,
притом хоровом. Впоследствии эта песня была записана уже только как одноголосная.
Пророчество о казни встречается не только в этой песне, но и в других:
есть и такие, в которых эта казнь описывается. Часть песен о разбойнике,
находящемся в заточении, смыкается с песнями тюремными.
Так в самих песнях выражается безнадежность борьбы с социальной несправедливостью
путем разбоя. Тем не менее эти песни — яркое свидетельство свободолюбивых
стремлений крестьянства, высказанных в столь ярких художественных формах,
что разбойничьи песни принадлежат к числу наиболее популярных и любимых.
Особое место по своему содержанию, а частично и по своей поэтике занимают
песни солдатские.
Солдат на своих плечах выносил всю тяжесть побед русского оружия при царском
режиме. Как участник войн, солдат создавал исторические песни. Все военно-исторические
песни начиная со времен Петра I созданы в солдатской среде. Эти песни
носят не лирический, а эпический характер. Но помимо военно-исторических
повествовательных песен солдаты создали огромное число бытовых и лирических
солдатских песен. Из солдатской среды они переходили в крестьянскую и
здесь исполнялись и распространялись наряду с крестьянскими лирическими
песнями. Эти песни держались очень долго, и некоторые старинные солдатские
песни были записаны советскими фольклористами в самые последние годы,
хотя бытовая основа их давно ушла в прошлое.
Бытовые солдатские песни сопровождают всю жизнь солдата. Во времена рекрутчины
проводы сопровождались причитаниями. К собственно солдатским песням их
относить нельзя: сам рекрут никогда не причитал и не может причитать.
Как ни тяжел солдатский долг, рекрут понимает необходимость призыва. Причитали
женщины: мать, сестра, жена, невеста. Эти причитания основаны на горьком
жизненном опыте. В них выражены не только сетования, но подробно описывается
жизнь солдата: тяжесть службы, жестокое обращение с людьми, ужасы боя.
Все это женщины знали из рассказов самих же солдат. Эти описания представляют
собой драгоценный материал. Известны слова Ленина: «Какая это замечательная
вещь! Какие богатые материалы о военных истязаниях, которые допускали
цари, особенно Николай I. Как эти истязания отразились великолепным образом
в народных сказаниях и песнях».
Ленин особо подчеркивал глубокое историческое значение этих песен. Но
он ценил и художественную форму их, что видно из воспоминаний Демьяна
Бедного. Хотя содержание причитаний уже не соответствует современности,
народная форма может быть использована для создания современных песен.
Демьян Бедный пишет: «Надо было видеть, как живо заинтересовался Владимир
Ильич книгой Барсова. Взяв ее у меня, он ее мне не возвращал. А потом
при встрече сказал: „Это противовоенное, слезливое, неохочее настроение
надо и можно, я думаю, преодолеть, старой песне противопоставить новую
песню. В привычной, своей, народной форме — новое содержание"».
Первое рекрутское причитание было записано Радищевым. Радищев уже понимал,
что зло не в солдатской службе как таковой и не в призыве, а в злоупотреблениях
при призыве, в продаже рекрутов за деньги, в полном бесправии крестьянина,
который не мог пользоваться даже теми законами, какие были. Злоупотребления
остались и тогда, когда рекрутчина сменилась солдатчиной. В ряде песен
чрезвычайно реалистически рисуется вся картина призыва. Песни эти перекликаются
с песнями о крепостничестве: призыв не обходится без «злой барыни», которая
«раздала крестьян в солдатушки». Чтобы новобранцы не бежали, их ковали
в железо, а потом увозили в город. Солдатские песни показывают, что на
селе призывом распоряжаются богатые мироеды, которые на сходе отдают в
солдаты не тех, кому по закону следует идти, а единственного сына беззащитной
вдовы. Но как ни тяжела солдатская жизнь, находились охотники, которые
сами вызывались на службу, так как крестьянская жизнь представлялась еще
более трудной, чем солдатская.
Песня рисует тяжелые семейные нелады: ни один из братьев не хочет идти,
жертвует собой младший. Песня чрезвычайно реалистически описывает военное
присутствие, писарей, которые пишут за столами, бритье головы, разгул
призываемых, плач женщин. Но и плачи женщин иногда говорят о необходимости
выполнения долга:
Послужи там, добрый молодец, верой-правдою,
Положи за нас свою буйну головку.
Ряд песен рисует картину тяжести солдатской службы. Солдат всегда живет
воспоминаниями о доме. Та жизнь — жизнь в деревне— настоящая, так он хочет
жить, а солдатская жизнь — невольная и. временная. Солдат всегда помнит
о жене и детях и тоскует о них. Он воображает себе свое возвращение: он
придет седым, его состарила царская служба с частыми походами и редким
отдыхом. Он припадает к земле, чтобы услышать, не плачут ли о нем родители,
не горюет ли жена с малыми детушками.
В солдатских песнях очень подробно рисуется вся служба и солдатские будни:
чистка пуговиц и амуниции, неподвижное стояние целыми часами, так что
отекали руки и ноги, ученье, караулы, строй, холод и жара, короткий сон,
а за малейшую провинность —битье, истязания, розги и палки, прогнание
сквозь строй.
И при всем том солдат горд своим званием, любуется строем. Он мысленно
окидывает армию глазами врага: король шведский выходит из шатра, чтобы
сквозь «ясное стекло» посмотреть на русскую армию:
Какова-то есть русска силушка во строю стоит,
Во строю стоит да по ружью держит.
Очень распространена была шуточная песня о том, что солдатские деды —
это его победы, солдатские жены — ружья заряжены, сестры —сабли остры
и т. д. Очень возможно, что эта песня насаждалась сверху в качестве маршевой
для привития солдатам бодрости. Но песня эта отвечала настроениям самих
солдат, привилась и широко распевалась.
Таким же настроением пронизаны и боевые песни солдат. Солдат не боится
похода. Он знает, что его, может быть, ждет смерть, но он хочет умереть
простившись, в буквальном, исконном смысле этого слова, то есть получив
прощение от всех, перед кем он провинился. Бой рисуется иногда совершенно
реалистически, почти натуралистически, иногда с использованием старинной
народной метафоры боя — пахоты и посева. Земля распахана не плугами, а
лошадиными копытами, она засеяна головами и поливана кровью. Так поется,
например, в песне о Полтавском бое, но так же поется в боевых солдатских
песнях безотносительно к тому или иному историческому сражению. Наконец,
есть песни о смерти солдата. Чаще всего песня рисует смерть в одиночку,
под деревом, много реже — в сражении. Смерть связывается с песнями о возвращении
солдата. Все возвращаются, но любимого нет — он присылает с товарищами
свою окровавленную рубашку для жены, чтобы она омыла ее своими слезами.
В других песнях говорится о возвращении к матери сына, умирающего от ран.
Так в солдатских песнях выражено противоречие крестьянского сознания в
отношении к военному долгу. При царском строе солдат — раб и подневольное
существо, терпящее мучения от бесчеловечного к нему отношения, и он же
герой, стоящий за русскую землю, полагающий голову за тех, кого он ушел
защищать.
В поэтике солдатских песен использованы традиционные приемы крестьянской
лирики, но в них же видны начала новой поэтики. С одной стороны, солдат,
тоскующий о родной деревне, изображается как лебедь, ожидающий половодья,
чтобы покупаться в родной стихии. С другой стороны, совершенно реалистически
описывается не только присутствие, где за чернильницами сидят писаря,
но и подготовка к бою, приступ, ружейная стрельба, рукопашная схватка
и море крови. Высокий патриотизм и глубокая лиричность солдатских песен
при высоких художественных достоинствах обеспечили им необычайную популярность
в народной среде.
Русская лирическая песня XVIII—XIX веков с трудом поддается расположению
в хронологическом порядке, однако можно с уверенностью сказать, что песни
тюрьмы, каторги и ссылки относятся к песням сравнительно поздним. Песни
тюрьмы, каторги и ссылки можно делить на песни, которые поются - о заключенных
их близкими и на песни самих заключенных.
Песни о заключенных перекликаются с любовной лирикой и выдержаны в традиционных
приемах этой лирики. Милый находится в тюрьме — и об этом тоскует девушка.
Так же как в песнях о крестьянской неволе, первая мысль состоит в том,
чтобы любыми средствами выкупить милого из неволи. О вине его, о преступлении
заключенных в песнях никогда не говорится. То, что с точки зрения царских
властей представляется преступлением, никогда не представляется преступлением
в глазах народа. Заключенный — несчастный, который находится в неволе,
и первый импульс состоит в том, чтобы помочь ему и освободить его. Девушка
готова отдать все свое достояние: она берет фантастические золотые ключи,
открывает свои ларцы, но судьи не берут выкупа («Ах, что ж ты, мой сизый
голубчик.», стр. 469). Неволя оказывается неволей навсегда.
В песнях самих невольников иногда проглядывает, что причиной гибели была
страстная любовь и какое-то связанное с этим преступление («Ты злодейка
да злокоманка.», стр. 470). Но все же любовное содержание тюремных песен
не определяет характера и смысла их.
Самое страшное — не та тюрьма, которая находится где-то близко. Самое
страшное была ссылка в далекую Сибирь на каторжные работы. Знаменитая
Владимирка, дорога, ведшая в Сибирь, нашла свое отражение и в песне.
Да горы мои, горы Зауральские —
так начинается песня об этой дороге, которая ведет в «темные остроги»
и до каторги, о дороге, по которой звучат кандалы и которая усеяна крестами
могил. Но эти бедствия не могут сломить гордости приговоренных.
Сибирские дороги знают фигуру не только закованного каторжника, но и беглого
бродяги. О бродягах пели преимущественно в тюрьмах, так как бродяга представлялся
вырвавшимся на волю. Песня «Седина ль моя, сединушка.» (стр. 471) говорит
о человеке, постаревшем на сибирских дорогах, где самое страшное бедствие
— одиночество, ибо бродяга боится всех. Но здесь он находит то, чего не
нашел на воле, — «полоняночку красну девушку». «Полоняночка» здесь, конечно,
означает не девушку, находящуюся в татарском плену, как это имеет место
в исторических песнях, а плененную в тюрьме и бежавшую из нее. Эта песня
пользовалась широкой популярностью и сохранилась вплоть до нашего времени
в сельском песенном репертуаре.
Но счастье бродяги — счастье недолговечное. Бродяг выслеживали и ловили.
Многие из них имели фальшивые паспорта. Такие бродяги жестоко наказывались,
и в песне вырывается стон — упрек матери:
Под которой ты меня звездою породила,
Ты каким меня счастьем наделила?
Тюрьма поглощает людей навсегда; она изображается как «тюрьма темная»,
«каменная»; молодец сидит за дубовой тяжелой дверью, заперт крепким немецким
замком. Сам заключенный часто рисуется в образе птицы, обычно сокола,
и тогда тюрьма уподобляется клетке («Бывало у соколика времечко.», стр.474).
Образ сокола дает намек и на те преступления, за которые молодец попал
в тюрьму. Он «побивал гусей-лебедей, уток черных» — явный намек на разбой.
Но, как мы уже знаем из разбойничьих песен, такой разбойник грабит только
богатых, но не бедных. Таким же соколом в песнях о Разине изображается
плененный Разин.
Если прислушиваться только к словам песни, она на первый взгляд не содержит
ничего революционного. В ней нет призыва к ниспровержению социальной несправедливости.
Тем не менее противопоставление воли и неволи имело определенный символический
смысл, как его имели песни бурлаков. Этим объясняется широкое распространение
этих песен. Пушкинский «Узник», лермонтовское «Отворите мне темницу.»,
песня «Солнце всходит и заходит.» пользовались особой популярностью в
1905 году и пелись как революционные песни. Как правильно заметила А.
Н. Лозанова, в тюремных песнях «воля противопоставляется неволе и угнетению».
К более позднему времени относится записанная на Южном Урале песня «Во
заводе парень жил.» (стр. 474), в которой заводской парень попадает в
тюрьму за то, что по улице «знамя красное носил». Его подруга уходит с
ним на каторгу и не думает о возвращении домой.
Прямой обличительный смысл имеют те песни, в которых почти натуралистически подробно изображается вывоз невольника на место наказания и самое наказание палачом Федькой, его страшный первый и последующий удары (стр. 477). В песне «Вы бродяги, вы бродяги.» подробно описывается, как бежавших проводят сквозь строй, а затем, обложив их мокрыми тряпками, от<-водят в госпиталь (стр. 478). Песни тюрьмы, каторги и ссылки, созданные заключенными, частично обладают иным стилем, чем песни крестьян на земле. В своем замечательном исследовании о русской тюрьме и ссылке Н. М. Ядринцев посвящает целую главу острожной поэзии, музыке и тюремному творчеству. Большое внимание уделяет этому вопросу я С. Максимов, включивший в свое исследование о сибирской каторге целый ряд песенных текстов.2 Процент грамотных среди заключенных и каторжан был выше, чем среди населения. Большое количество грамотеев слагало иногда довольно наивные, иногда неплохие, но всегда интересные по своему содержанию стихи. Этим объясняется, что в песнях встречается некоторое количество книжных оборотов. В большом ходу были песни литературного происхождения, как «Александровский централ» («Далеко в стране иркутской.»— автор М. П. Розенгейм) или знаменитая песня «Арестант» («Ночь тиха, лови минуты.»), слова которой созданы Н. П. Огаревым, и многие другие. Традиция старой крестьянской лирики уже не удовлетворяет тем условиям русской жизни, которые складывались в борьбе за элементарные человеческие права и за справедливость, попранные мрачной системой наказаний, изобретенной напуганным правительством. Это же наблюдается в еще большей степени, как мы увидим, в поэзии рабочих.