Песенные сборники, книги, ноты для хора
русские народные песни тексты
Если в 1902 году академик Миллер—из-за недостаточности
для научного обоснования казачьего былинного материала — не мог отрешиться
от усвоенной в то время неправильной точки зрения на донской эпос, то
несколько лет спустя в своем очерке «Казацкие эпические песни XVI и
XVII вв.» он уже определенно становится на противоположную точку зрения.
Ознакомившись с новым материалом, он убедился, что, если «в северном
районе России старины поются («сказываются») одним исполнителем («сказителем»),
то у казаков эти песни «играются», причем в их исполнении участвует
несколько лиц».
Вот что пишет он дальше: «Характер и приемы казацкого песнопения отразились
резко на изложении и содержании эпических песен. Как песни хоровые,
они не могут быть обширны, и музыкальная их сторона должна была неблагоприятно
повлиять на полноту содержания. Казацкие «старины» отличаются краткостью,
«сжатостью» изложения, в совершенную противоположность с растянутостью,
обстоятельностью, словоохотливостью олонецких «старин», исполняемых
одиночками-«сказителями». Они рисуют большей частью одно действие, один
эпизод, одну картину. Если содержание старины укладывается в хоровую
песню, оно излагается кратко, без подробностей, без эпической ретардации,
свойственной северным старинам. Если старина слишком обширна и сложна,
казацкая песня сохранила лишь ее начало, разработав его в хоровую музыкальную
картину и не заботясь о дальнейшему главном содержании эпического сюжета.
Таким образом, «песня»; выдвинута на первый план перед сказанием. Поэтому
интерес казацких старин, на наш взгляд, определяется не столько их литературным
достоинством, сколько музыкальной стороной. Насколько сказывание старин
северными сказителями вело, к удлинению песенного рассказа, настолько
же; хоровое исполнение вызывало сокращение текста. В хоровом исполнений
либо сохранялось только начало длинной песни, либо, если песня доводилась
до конца, сокращался ход рассказа, опускались детали, иногда существенные,
и песня лишалась своей эпической обстоятельности».
«Но для истории нашего эпоса вообще,— продолжает акад. Миллер,— казацкие былины имеют особое значение, которое мы видим в следующем: во-первых, перейдя на ступень хоровых песен, казацкие старины представляют дальнейшую своеобразную эволюцию того запаса эпического песнетворчества, который казаки унесли с собой на новые места из срединных частей России и продолжали развивать в своей среде; во-вторых, для нас интересен и самый инвентарь этих песен, так как он дает нам понятие о том, какие эпические песни пользовались наибольшим распространением в XVI и XVII веках в Московском государстве, какие былинные богатыри, какие исторические — не казацкие — лица были наиболее популярны в этом периоде».
«Чтобы составить себе,—добавляет в заключение акад. Миллер,—
правильное суждение о памятливости казаков, мы не должны противопоставлять
скудность сохраненного ими былинного репертуара с богатством северно-русского,
а сопоставить казацкий инвентарь былин с южнорусским и приволжским,
и такое сравнение ярко подчеркнет стойкость и прочность казацкой памяти
о песенном прошлом XVI и XVII веков».
Как видим, в этом позднейшем высказывании академика Миллера уже нет
ни слова о «падении на Дону былинных традиций», констатированном им
в 1902 году. Откуда могла произойти такая эволюция во взглядах акад.
Миллера?
Дело в том, что в 1902 году в его руках были те лишь 11 былинных донских
текстов, которые были напечатаны в «Этнографическом Обозрении», и —ни
одного напева. Естественно, вывод акад. Миллера получился и неполным,
и односторонним.
В 1905 году появляется сборник Листопадова с напевами, с двумя былинами
и большой вступительной статьей, затронувшей отчасти и донскую былину
со стороны ее формы; в 1911 году — второй его же сборник уже с 12-ю
былинами. Таким образом, вместе с историческими казацкими песнями, имеющимися
в указанных сборниках, в распоряжении В. Ф. Миллера оказались 46 донских
былинно-исторических песен с напевами, вполне достаточных для пересмотра
прежней позиции. И, нужно отдать академику Миллеру справедливость,—
пересмотр этот произведен был им со всей решительностью и в строгом
соответствии с научными требованиями. «Новые записи, — признается Миллер,—
сделанные в последние годы среди казаков, обнаружили интересный факт,
именно существование прочной традиции еще в настоящее время среди казаков
и сохранение ими гораздо большего числа былинных и исторических сюжетов
от XVI и XVII столетий, чем мы предполагали раньше».
Из анализа казацких былинно-исторических напевов неразрывно с текстами,
как это сделано академиком Миллером, нельзя не вывести единственно правильного
заключения: во-первых, что русские народные песни, а тем более казацкие,
нельзя изучать в отрыве текста. от напева, как это практиковалось раньше
и практикуется многими в настоящее время, и, во-вторых, что форма напева
обусловливает собою форму текста и обратно.