Н.Пальчиков
О крестьянских песнях села Николаевка. Как производились записи у певцов
С музыкальными записями дело шло, однако потише, и только благодаря талантливой работе нескольких выдающихся музыкантов, появились музыкальные сборники песен, в которых, в ущерб и иногда тексту, весь труд был положен на обработку и на разъяснение преимущественно музыкальной стороны песни. Попытки этих талантливых издателей сборников, бескорыстны в большинстве случаев, труд их, их стремление внести хот долю света в неисследованную еще область музыкального и склада русской песни—заслуживают полного уважения. Тем не менее, музыкальная сторона русской песни ждет до сих пор ответа на многие вопросы невольно возникающие даже при поверхностном знакомстве с нею. Откуда пришла эта песня, какие законы лежат в основе ее склада, почему эти скачки в полтора тона в звукорядах,—скачки, свойственные доисторической эпохе, оставившей в наследство так называемую китайскую гамму; с какими народными песнями родственна русская песня по складу, представляет ли она в этом отношении не что самобытное, присущее исключительно русской народности, или же напевы русских песен только обломки той доисторической эпохи, когда вся наличная музыка была такого же склада. Почему в напевах старейших по тексту русских песен, или в напевах песен сравнительно неподвижных—обрядовых—другой склад, чем в песнях более близкого к нам времени, и что влияло на такое изменение. Все подобные вопросы, конечно, легко ставить, но отвечать на них, при наличных данных по истории развития русской музыки, очень трудно.
А время, между тем, идет и русская старинная народная песня понемногу исчезает, ее коренные напевы портятся посторонними вставками, а часто песня и совсем выходит из обращения, вымирает, забывается,—и новы поколения поют уже новые песни. Поэтому собрать и записать уцелевшие образцы старинной коренной русской песни,—вот и цель, и оправдание настоящего сборника.
Когда труд этот был прислан моим братом сюда в Петербург на просмотр, то, как водится, сделаны били по этой работе различные замечания. На замечания эти собиратель прислал „необходимое объяснение”, которое я привожу вполне, так как оно разъясняет, во-1-х, приемы, принятые братом при записывании песен, и во-2-х, взгляд его на это дело.
Вот это объяснение:
“Почти 30 лет живу я в селе Николаевке, и Мензелинского уезда, Уфимской губернии. В течении всего этого времени я всегда с особенным удовольствием и вниманием прислушивался к песням здешних крестьян; мне эти песни очень нравятся и любимым моим желанием было записать их, и притом так, как поют крестьяне, или по возможности близко к их пению; но я не знал, как это сделать, и потому пришлось прибегнуть к разным попыткам воспроизвести песню Николаевских певцов и певиц, или песельников и песельниц (как их зовут здесь). Начал я эти попытки с того, что записал с голоса оиипоии только песельницы до 50 песен, подладил к ним, как умел, аккомпанемент, и считал, что работу эту я окончил очень удачно. Но когда пригласил хор и попросил его спеть эти песни, то увидел, что мои записи вовсе не похожи на крестьянские песни, что они поют совсем не то, и что их песни лучше, и разнообразнее, и полнее. И за разъяснением я обратился к имевшимся у меня музыкальным сборникам русских песен; оказалось, что приемы, употреблявшиеся составителями этих сборников, были те же, что и мои, т. е. что записывался один голос (напев) и к нему прилаживалось фортепианное сопровождение, по мере способностей и уменья собирателя; при сличении же одной и той же песни в двух различных сборниках, оказывалось, что субъективный взгляд составителя сборника на песни и усвоенные им приемы изложения выражались вполне ясно, между тем как напев самой песни часто изменялся, и иногда до совершенной неузнаваемости. Пришлось заключить, что приемы составителей сборников неудовлетворительны, и что искать разъяснений следует не у них, а в другом источнике. Таким источником у меня могли быть только Николаевские певцы и певицы. как хранители записываемой песни. Прибавлю, мимоходом, что хотя попытка моя найти разъяснение в сборниках потерпела неудачу, но при сравнении записанных мною песен со сборниками, выяснилось, что большинства моих песен в них нет, и следовательно, работа моя хотя с этой стороны оказалась имеет хоть какое-либо значение. Но меня это уже не удовлетворяло и я продолжал искать способа записать “Николаевскую песню". Не уяснив себе еще внутреннего строения песен и слыша от разных лишь разнообразное исполнение одного какого-либо напева, я полагал, что певцы поют неверно, пока не попытался сложить два голоса одной и той же песни, записанные от разных исполнителей. Сложенные голоса дали дуэт, но вполне своеобразный. Дуэт этот заставил меня повнимательнее относиться к исполнению певцов и привел впоследствии к убеждению, что каждый певец и певица не „неправильно'' передают известный напев, а только „своеобразно", „по своему". И это наблюдение дало мне повод предполагать, что если записать побольше голосов и сложить их, то выйдет нечто похожее на крестьянскую песню в хоровом исполнении. Я начал записывать голоса разных баб и мужиков, не разбирая и хорошие или плохие они певцы, записывал тщательно каждую ноту; если случалось, что музыкальная фраза пелась один раз известным образом и повторялась потом уже с изменением одной или двух нот в ней, то я заносил и эти поты. Хотя таким образом выходило, что у одного и того же лица, в одно и то же время. записывалось 2 и 3 ноты, что физически, конечно, невозможно. но избежать таких комбинаций, при желании сохранить все оттенки напева, я не мог, да и при совместном исполнении всех этих напевов, такие дополнительные нотки дают чрезвычайно яркую окраску песне. Записав, таким образом, несколько песен с голосов, я попытался сделать им механическую сводку, и сделал ее для 12 песен. Сводка вышла нестройная, негладкая, с массой диссонансов и других недостатков. Чтобы выяснить себе причину этого явления, пришлось опять обратиться к моим певцам и певицам, и от них я узнал между прочим, следующую историческую подробность. Со времени переселения крестьян, составляющих в настоящее время с. Николаевку, из Пензенской и других губерний. т. е. приблизительно с начала нынешнего столетия и до 60-х годов, каждую весну, все наличное взрослое население собиралось в один хоровод и пело песни если и не вполне стройно, то относительно складно, имея. таким образом, возможность выработать известный способ исполнения песен, для всех исполнителей однообразный. Затем с 60-х годов хоровод разбился на две части, по улицам, составляющим с. Николаевку, и по веснам собирается теперь уже два хоровода. Исполнение песен, как в том, так и в другом хороводах, потеряло свое однообразие, а с течением времени и с наплывом сторонних лиц из соседних деревень, настолько изменилось, что „петь одной улице с другою стало неловко. Вот эта-то неловкость и отразилась в моей сводке 12 песен и дала мне не мало бесполезных хлопот и работы при поверке записей. Таким образом, старые, настоящие, истинные и правильные напевы Николаевских песен следовало искать у стариков и старух, принимавших деятельное участие в хороводах до 1800 г. и имевших в то время репутацию хороших песельников и песельниц. Таких лиц, еще оставшихся в живых, указали мне человек 10 или 12. Я позвал их к себе и с их голосов записал снова почти все песни. Из разговоров при записывании, мне выяснилась еще та особенность взгляда Николаевских певцов на песни, что они не делают никакого различия между песней одноголосой (для одного голоса) и хоровой. Они прямо говорили мне “мы этого не разбираемъ", все песни сообща поем, „каждую песню можно петь вместе". Все эти „сообща", "вместе". указывают на то, что полным выразителем исполнения песни в Николаевке можно признать только хор, а отдельные певцы поют только как бы элементы или части песни, напевы, из которых в хоре вполне складывается вся песня. При дальнейших работах уяснилось мне, что хор Николаевских крестьян имеет и свои особенности а именно, что в нем нет голосов „только сопровождающих" известный мотив. Каждый голос воспроизводит по своему напев (мелодию), и сумма-то этих напевов составляет то, что следовало бы назвать „песней", так как она воспроизводится вся, со всеми оттенками, исключительно только в крестьянском хоре, а не при единоличном исполнении. Когда я узнал все это, то мне сделалось вполне ясно, почему мои 50 песен не походили на крестьянские: оказалось, что я напеву одного лица придал значение полной песни, да еще снабдил его собственной работы аккомпанементом, тогда как песня вытекает из суммы напевов без аккомпанемента, причем хоровое исполнение складывается из разнообразного исполнения одного и того же напева разными лицами.
Таким образом, как мне кажется, я довольно близко подошел к разрешению вопроса о воспроизведении песни или, как поет ее народ в Николаевке. Сказать, что это воспроизведение в моих записях фонографически точно и верно—я не могу, но что оно довольно верно передает пение Николаевских крестьян, то удавалось мне проверить, заставляя отдельных певцов, и хоры исполнять известную песню и в то же время самому следить за записями. Всякая песня представлена поэтому в моем сборнике в нескольких вариантах (от 6 до 10 и более), и если все эти варианты спеть разом или исполнить на каких либо однородных инструментах с тянущимся звуком, то получится почти полное представление о том хоровом исполнении, которое придает песне сам народ, и о той манере, с какой один и тот же напев разрабатывается народом. Если же бы при подобном одновременном исполнении всех вариантов и оказались какие-либо нелады в неправильности, например, один голос пел бы фигуру si-la, а другой одновременно lа-si, то нужно иметь в виду, что при хоровом исполнении певцы и певицы крестьяне строго следят друг за другом, подлаживаются и не допускают таких колебаний, и в местах особенно ярких, определяющих склад и поворот напева придерживаются однообразного какого-либо исполнения известной фигуры. Само-собою, что это говорится о лицах, признанных за песельников и песельниц; лица же, не имеющих такой репутации, но участвующих в хороводах и в хорах, поют однажды затверженный напев, не прилаживаясь, а как привыкли.
К этому считаю необходимым добавить, что все мои рассуждения и положения, изложенные выше имеют только местное значение; они касаются лишь Николаевских песен и Николаевских певцов и певиц. Как поют и как поются песни в других местах России, я не знаю, и потому никаких обобщений из моих определений не делаю.
Песни настоящего сборника разделены по отделам, как делит народ, на вёшния (весенние), в состав которых входят песни хороводные, ходовые, семицкие, троицкие и плясовые. Вёшних песен в Николаевке немного и они почти все вошли в сборник; единственное отличие их от. других песен заключается во времени исполнения,—они поются исключительно весной. Затем наступает черед других песен: протяжных (по местному—проголосных), свадебных, величальных, частых (скорых),—в число которых входят шуточные, игровые на посиделках и плясовые,—и наконец идут святочные.
В посылаемой записи голосов вероятно встретятся музыкальные курьезы и несообразности, но их исправлять по моему не следует и нужно оставить так как есть; они вполне нормальны и естественны. Ведь не ученые же певцы и певицы мои Николаевские песельники и песельницы и поют они как умеют, или вернее как пели отцы и деды их,— следовательно требовать от них безошибочного и правильного пения невозможно.
Прибавлю, в заключение, что варианты текстов песен,—очень немногочисленные, отмечены в скобках в самых текстах, и кроме того приложено объяснение тех немногих местных слов, которые вошли в тексты".
Издавая, поэтому, настоящий сборник в том виде, как он составлен собирателем, не могу не принести глубокой благодарности профессору С.-Петербургской консерватории Г. А. Мареничу, взявшему на себя труд просмотреть музыкальные записи сборника.
Чтобы уяснить себе затем, представляют ли занесенные в сборник песни нечто до сих пор неизвестное, или же они были помещены ранее в других сборниках, я просмотрел нижеследующие собрания русских песен (текстовые и с напевами), а также сочинения и исследования, касающиеся как вообще русской народной песни, так и специально крестьянского быта.
Далее список сборников приведен в издании