Тематическое богатство протяжной лирической песни воистину необъятно. Мир ее образов необыкновенно широк: она откликается на все жизненные явления, затрагивающие душу народа. Есть среди протяжных грустные и удалые, глубоко-печальные и грозно-мужественные, элегические, мягко-женственные, тихие, светлые, нежные — и бодрые, решительные, сильные, мощные песни. Представление о протяжных как непременно грустных по характеру и содержанию неверно, ибо не соответствует действительности. Протяжные — это в равной мере такие несхожие по образам песни, как «Не шуми, мати зеленая дубровушка» и «Веселитися, подружки, к нам весна скоро придет», «Не одна во тюле дорожка пролегала» и «Ты взойди, взойди, солнце красное», «Горы Воробьевские» и «Не белы снеги», «Никак невозможно мне без печали жить» и «Вниз по матушке по Волге». Обилие грустных песен объясняется, в конечном счете, всем жизненным укладом крепостной деревни. Но, по меткому определению В. Г. Белинского, русскому человеку свойствен особый характер грусти: «Это грусть души крепкой, мощной, несокрушимой».
Как же ориентироваться в этом море песен? Видимо1, необходима какая-либо классификация песенного материала. Если пойти по наиболее естественному пути классификации, в данном случае, по содержанию, то можно выделить четыре важнейшие тематические группы: 1) об одинокой смерти на чужбине (к ним примыкают старые воинские, а позже рекрутские и некоторые солдатские песни), 2) молодецкие, «удалые», 3) семейно-бытовые и 4) любовные.
Песни каждой из названных групп в какой-то мере едины по музыкальному стилю. Даже не зная текста, лишь по характеру мелодии можно подчас догадаться, какого рода содержание воплощено в данной песне. Например, молодецкую трудно спутать по напеву с любовной, а песни о смерти на чужбине — с песней о нелюбимой жене. Музыкальный язык лирической песни всегда глубоко связан с ее поэтической образностью. Это и позволяет отличать напевы указанных групп. Кратко познакомимся с ними.
Песни о смерти вдали от родного дома возникли, вероятно, в старой воинской среде, не позже XV—XVI веков, «когда еще Русь слагалась». Это одна из древнейших групп протяжных песен. В них говорится о бесплодной земле, на которой лежит мертвый или умирающий молодец, и о горе его осиротевшей семьи. Подобные песни складывались в разной социальной среде: сначала в воинской («Горы» и «Поле»), позже в ямщицкой («Степь Моздокская») и в среде донских казаков («Кубань»). Классический пример их — «Горы Воробьевские», известные в многочисленных и очень близких между собой вариантах. Прочтите ее текст — превосходный образец древнего поэтического стиля. Не спеша, сурово повествуется в ней о горах, породивших лишь «бел горюч камень», из-под которого течет река с одним-единственным ракитовым кустом. Но это песня не про горы. На кусту сизой орел во когтях держит черна ворона и выспрашивает о виденном. Но это песня не про птиц. Ворон видел «диво дивное» — в диких степях на черной грязи тело белое, молодецкое, вокруг которого вьются три ласточки. То не ласточки, а мать, сестра и жена погибшего. Про смерть и горе людское рассказывает эта песня. Ее поэтические образы позволяют увидеть невидимое — человеческую печаль, и даже сравнить ее силу: плачет мать, как река льется, сестра — как ручей бежит, жена — как роса утренняя — солнце взойдет —роса высохнет.
Характерен и напев «Гор»; в нем «ярко выступает некоторая таинственность и спокойная, сдержанная строгость и торжественность, — это общее свойство, присущее стариннейшим нашим песням».3 Выразительные средства его скупы и лаконичны. Он вырастает на основе квартовой попевки, часто опеваемой секстой лада, и состоит из четырех музыкальных фраз. В предпоследней неизменно сдвигается на тон нижет исходного, в конечной снова возвращаясь к нему. Без этих характерных признаков нет почти ни одного варианта «Гор», — видимо, в них заключена особая образная сила, глубоко соответствующая эпической строгости песни. Напев «Гор» монолитен, его рисунок угловат и строг, в нем нет места сладкогласной чувствительности. «Сколько мы ни слыхали исполнения этой песни в народе, всегда такая торжественность и даже некоторая грозность придавалась певцами исполнению ее, отличавшемуся тем от исполнения всех других песен у тех же певцов».1 В антологии приведены два характерных хоровых и один сольный вариант «Гор», уникальный по напеву вариант «Поля» в записи В. Одоевского и два наиболее ярких варианта «Степи».
Глубоко специфичны по содержанию и музыкальным образам молодецкие песни. Они складывались в среде беглых людей, удалых «разбойничков», образовывавших типично мужское товарищество, и в них ярко запечатлены его вольнолюбивость и грозная, бунтарская сила. Такие песни перекликаются с поэзией освободительного движения (например, с разинским фольклором). Особенность содержания отразилась и на их музыке, имеющей «характер необычайно дружной силы и могучего, широкого раздолья».2 Большей частью хоровые по складу,, они отличаются от всех других протяжных песен, — звучат широко, свободно и сурово. Мелодия развивается в активном ритме, напряженно, — особенно по сравнению с созерцательно-тихими, мягкими по рисунку женскими песнями любовной и семейной тематики. Даже в тех случаях, когда социальное содержание этих песен не достаточно ясно выявлено (в дошедших до нас вариантах), мы безошибочно относим их к группе молодецких — по особому характеру музыкальных образов.
Среди молодецких выделяются два типа песен — собственно удалые, отражающие удаль и силу молодечества (так называемые «разбойничьи»), и содержащие элегические размышления о несправедливости социального строя, о собственной судьбе и т. п. (так называемые «тюремные»). Пример первых — две повсеместно известные в России песни волжского происхождения: «Вниз по -матушке по Волге» и «Взойди, солнце красное», пример вторых — «Не шуми, мати зеленая дубровушка» и «Жавороночек».
История песни «Вниз по матушке по Волге» сложна и не да конца ясна.1 Она связана и с разбойничьим, и с разинским, и: с революционным фольклором; нередки варианты, в которых начальный образ разбушевавшейся природы резко не соответствует конечному. (Видимо, в более позднее время образ атамана был заменен образом «хозяина», который с гребцами поворачивает «ко Аленину подворью».) С именем Степана Разина часта' связывают и «Взойди, солнце красное», но она явно воспевала не исключительно одного, а многих героев освободительного движения.
«Дубровушка» увековечена А. С. Пушкиным в «Капитанской дочке» как любимая песня пугачевцев. «Невозможно рассказать,, какое действие произвела на меня эта простонародная песня про* виселицу, распеваемая людьми, обреченными виселице. Их грозные лица, стройные голоса, унылое выражение, которое придавали они словам и без того выразительным, — все потрясало меня каким-то пиитическим ужасом». Здесь кратко и ярко охарактеризовано содержание песни, отношение к ней исполнителей во> время пения, качество исполнения, характер музыкального сказывания, самостоятельная художественная ценность текста и общее впечатление от ее образов. В антологии приведен единственный известный музыкальный вариант крестьянской традиции исполнения «Дубровушки» (из сборника Лопатина—Прокунина). Исполнитель пел ее в молодости, в 1840-х годах, — «необычайно задумчиво и вместе торжественно, и в некоторых фразах у него» вырывалось сильное жгучее чувство».
«Жавороночек» распространен больше «Дубровушки» в силу своего содержания, близкого не только «разбойникам». Как писал составитель песенника 1799 года, «сия песня сочинена в доказательство того, что любовницы любовников любят более, нежели отцы своих детей».Она известна как в мужском, так и к женском исполнении.
Песни семейно-бытовой тематики чрезвычайно многочисленны и разнообразны. В них рассказывается о тяжести старого семейного быта, о несчастливых браках, о подневольном положений женщины-крестьянки. Особенно популярны были песни о подневольных браках, которые нередко совершались в крепостной деревне вопреки свободному выбору молодежи. Таковы известные «Не пой, не пой, соловьюшко», «Садил парень черемушку», «Недозрелую калинушку нельзя заломати», «Подуй,, подуй, непогодушка», «Вспомни, вспомни, моя любезная» и др. В них поется о том, как добрый молодец (традиционный песенный герой) «кормил, поил свою любезную, все прочил себе», но «доставалася моя любезная иному, не мне» (в некоторых вариантах;— «лакею-свинье»!). Песни эти очень драматичны: девушку ведут к венцу, она не может даже попрощаться со своим любимым, плачущим от горя. В антологии приведен один из лучших, классически прекрасных напевов подобных песен — «Вспомни» из сборника Лопатина—Прокунина. Образное богатство этого напева, поражающего глубиной выражения чувства и красотой музыкальной формы, трудно передать словами. В нем с редкой эмоциональной правдивостью воплощен весь сокровенный внутренний -смысл поэтического содержания песни, ее «подтекст»: страстное обращение, взволнованная просьба, упрек, элегическое сожаление и многое другое, что сердцем понимаешь скорее и глубже, чем умом.
Отношение к замужеству поэтично передано в песне «Не меняйтеко, девки, волю на неволю, на проклятое на бабье на житье» (№ 40). Здесь красочно противопоставлено «худое» житье бабье беспечальному девичеству. Очень выразительно хоровое звучание песни.
Известны и мужские песни о семейной жизни. В них часто говорится о «худых» женах. Такова «Тошно, грустно мне, молодчику» (№ 33) и особенно интересная по сюжету и образам «Молодость» (№ 35).
Любовная тема в русской протяжной песне представлена очень разнообразно. Выражение любовного чувства всегда отличается большой сдержанностью и целомудрием. Чувство любви, глубокое и красивое, высказывается не прямо, а опосредствованно, при помощи особой поэтической образности и символики. Эти песни почти бессюжетны: в них, как правило, не происходит никаких событий (см., например, «Не одна во поле дороженька», «Эко сердце», «Снежки белые, пушисты» и т. п.). По словам Н. Лопатина, «определенные факты по большей части, если не всегда, бывают настолько скрыты в лирических песнях, что не представляется возможным указывать на них, и интереса особенного в них нет. В лирической песне важно общее ее значение, важно то, какое явление народного быта в ней получило свое выражение и что приковало к себе в ней чувства народа».2 Поэтические мотивы песни связаны друг с другом не столько логически, сколько эмоционально; каждый из них выразителен и обогащает песенный образ. Например, любовные отношения в некоторых вариантах «Эко сердце» проясняются только в самом конце песни, и то они выражены иносказательно: молодец хочет помочь девушке на сенокосе — значит, он ее любит. В песне нет ни одного прямого любовного излияния. Образы будто бы внешне «цепляются» друг за друга: сердце ноет, не дает покоя, отчего молодец заболел, и глаза его не видя-? солнечных лучей, а из лучей туман выпадал, из тумана — дождь пошел, а дождь прибил траву, а траву косила девушка, она очень устала; проходящий мимо добрый молодец приветливо говорит ей: «бог на помощь, красна девица-душа!» — Вот и весь внешне непритязательный «рассказ» о взаимной любви! Его выразительность несомненна, но в пересказе теряется: она впечатляет именно в песенном исполнении. То, что в тексте едва намечено, получает ярко эмоциональное воплощение в широко распевной мелодии, выражающей душу песни, ее глубинный образный подтекст.
Лучшие любовные песни посвящены разлуке. О прощании с любезной говорит «Дороженька», воспетая И. С. Тургеневым. Большая часть ее занята описанием лесной дороги, но смысл песни в ином: «не дорога заросла ельником и березником, а мне, добру молодцу, нельзя в гости ехать».2 Если в словах любовное чувство поэтически «зашифровано», то в музыке оно неудержимо прорывается наружу, рождая мелодию удивительной цельности, красоты и выразительности (см. № 49, 50).
Особенно задушевны и глубоки протяжные песни о воле-волюшке. Образ воли понимается в них широко: он противопоставляется то неволе семейной жизни, то неволе солдатчины, заточения или крепостной зависимости, то любовной неволе, и т. д. В антологию включено несколько таких песен, классически прекрасных по напеву (см. № 13, 40, 67, 78).