Уральские народные песни

Уральские песни



Ноты и тексты песен собранные Иваном Зайцевым на Урале

 

 

И. С. ЗАЙЦЕВ
-ИСПОЛНИТЕЛЬ И СОБИРАТЕЛЬ НАРОДНЫХ ПЕСЕН

 

 

Иван Селиверстович Зайцев, составитель предлагаемого вниманию читателя сборника, представляет собою тот тип фольклориста, который соединяет в своем лице и собирателя, и исполнителя народных песен одновременно. Для науки о народном поэтическом творчестве такие люди — настоящий клад, ибо широта познаний в области традиционного фольклора сочетается у них с лич1ным творчеством, представляющим собою одно из звеньев активного бытования народных песен в конкретной социально-исторической и бытовой среде.
Иван Селиверстович — коренной уралец. Родился он 19 мая 1907 года в селе Сикияз-Тамак Саткинского района Челябинской области. Жил и воспитывался в типичной уральской полурабочей-полукрестьянской среде. Население Сикияз-Тамака занималось сельским хозяйством, но было органически связано с Саткинским, Катав-Ивановским и Усть-Катавским заводами. Связь эта выражалась в приписке крестьян к заводам, а также в виде отходничества. Песенный репертуар Сикияз-Тамака характерен для фольклора горнозаводских районов Урала: при ярко выраженном крестьянском начале, восходящем к традициям земледельческих местностей Центральной и Южной России (казацкого Дона, например), здесь сильно чувствуется влияние заводской среды. Поэтому много песен о шахтерах, мастеровых.

Интерес к народной песне возник у И. С Зайцева еще в детстве. Семья, в которой он рос, славилась любовью к пению. Пели все, но особенно отличалась бабушка Евдокия Варфоломеевна Зайцева (родилась в 1860 году). Она исполняла удивительные песни —то протяжные, широкие, как сама уральская земля, навевавшие грустные и глубокие раздумья, то веселые, «частые», от которых становилось легко на сердце. Маленький Ванюша каждый вечер просил бабушку петь, она охотно соглашалась, только говорила: «Ванюша, я, наверное, с тобой в ад попаду. Надо молитву читать, а я еще песню вспомнила».
Отец и мать Ивана Селиверстовича тоже были песельниками. «Зайцевская порода певучая»,—говорили о них. Не случайно в этом сборнике много песен, записанных от Зайцевых разных поколений.
Фольклористы знают, что есть села певучие и непевучие. Сикияз-Тамак—одно из самых певучих. Рядом с Зайцевыми жила семья Скобочкиных. Это был настоящий семейный хор, построенный по всем правилам. Во-первых, пели строго по голосам (отец — тенор, сыновья: Демьян — октава, Василий — баритон, Ефим — бас), во-вторых, пели только трезвые, чтобы не портить песню пьяным криком. Даже в праздничные дни избегали спиртного, и только чтобы односельчане не указывали пальцами, Скобочкины выставляли на вид бутыль из-под вина. С дальних концов села приходили послушать Скобочкиных, а Ваня всегда' был тут. Весь подвластный обаянию народной песни, он видел, какое сильное воздействие оказывает она на окружающих людей. Иван Селиверстович вспоминает любопытные факты: например, чтобы поднять жителей Сикияз-Тамака на каксмшбудь дело, местное начальство заставляло Скобочкиных пройти с песнями по селу, и народ собирался, как по волшебству.

Скобочкины были не одиноки. Помнит Иван Селиверстович, как десятилетним мальчиком он впервые попал на свадьбу. Традиционный обряд и свадебные песни потрясли его. Сказалось, видимо, прирожденное обостренное чувство к прекрасному, благодаря чему он мог обратить внимание на такие моменты обряда, которые воспринимались другими как чисто формальное действо. Мальчик заметил, как среди общего шума и веселья смертельно побледнела невеста, и все слова ее песни он воспринимал не как отвлеченные, условные поэтические образы, а вполне зримые, осязаемые. И когда невеста запела:

Возьму свою девью красоту
На свои-то ручки белые,
На перстни на злаченые,
Я прижму свою дивью красоту
Крепко-накрепко к ретиву сердцу,
Подыму свою девью красоту
Выше буйной своей головушки,
Опущу свою дивью красоту
Против сердца ретнвова.
Как моя дивья красота,
Што алей она маку алова,
Што белее снегу белова.

ему показалось, что сейчас она на самом деле оторвется от земли и понесет самое-себя, свою «девью-дивью красоту», людям.
После этого дня Ваня уже грезил песнями и не успокоился, пока отец однажды не принес ему двухрядную гармошку. Играть научился быстро, и скоро был самым желанным гостем на всех вечерках и праздниках. Часто его просили: «Ваня, повесели!» И он веселил. Песен знал великое множество, запоминал их на лету. Чтобы разучить новую песню, не раз уходил в соседние, близкие и далекие, деревни и заводы. Ничего не записывал, а усваивал песню моментально — и мелодию, и слова. Время было тревожное, боевое, но ничего не останавливало юношу. Более того, ему хотелось своими песнями откликнуться на революционные события, выразить к ним свое отношение. Да и в окружающих людях он видел эту же потребность. Так поиски им новых песен соединились с собственным творчеством. Иван Селиверстович стал сочинять песни и частушки. Сам мало придумывал. Чаще всего в старинной песне изменит строчку-две, придумает новый куплет, и «социальный заказ» готов. Переделки старой известной песни скоро становились достоянием всех песельникбв Сикияз-Тамака.

В начале 30-х годов И. С. Зайцев переехал с семьей в Златоуст и поступил в вечернюю школу. Основы научных знаний раскрыли ему глаза на значение его «стихийного» собирательства. Он понял, что песенные богатства родного края — общенародное достояние, только надо его записать, сделать известным широкому кругу любителей народной песни.
Большое значение для него имела встреча с Надеждой Яковлевной Брюсовой, сестрой знаменитого поэта, которая приехала на Урал, чтобы записать песни рабочих. Она заинтересовалась песнями Ивана Селиверсто-вича, нашла в них много самобытного, ранее неизвестного. Вернувшись в Москву, показала свои записи ученому-фольклористу академику Ю. М. Соколову. Он одобрил многие материалы, и в письме И. С. Зайцеву от 31 марта 1939 года, назвав его работу «интересной», дал ряд советов, как записывать и публиковать народные песни и сказки.
Начинается новый период в собирательской деятельности И. С Зайцева. Он ведет записи и изыскания по всем правилам. Печатает песни и другие фольклорные материалы в златоустовской газете «Пролетарская мысль», а также в «Челябинском рабочем». Блинова, создавая свой сборник «Сказы, песни и частушки», включила в него и записи И. С. Зайцева.

Специалистов привлекла личность И. С. Зайцева, который не только собирал народные песни, но и сам являлся носителем фольклора. В феврале 1941 года в Златоуст приехала бригада композиторов-фольклористов в составе Виктора Маковского и Александра Копысова. Им активно помогал Е. В. Гиппиус. Они записали от Ивана Селиверстовича несколько десятков свадебных уральских песен. Не раз к И. С. Зайцеву обращались местные челябинские композиторы Генрих Любовицкий-, Иван Шутов, Евгений Степанов. Но больше всего записал от него песенных мелодий П. Гребенщиков.
Сам И. С Зайцев задумал издать сборник народных песен еще до Великой Отечественной войны, но начавшиеся события помешали ему довести дело до конца. Только в 1947 году его замысел осуществился: вышел в свет сборник «Фольклор Южного Урала» под редакцией профессора В. М. Сидельникова. Материалы, опубликованные в сборнике, были отмечены премией на Всесоюзном конкурсе собирателей фольклора.

Первый раздел сборника не нуждается в особых пояснениях. Он представляет самые разнообразные песенные жанры: и обрядовые (свадебные), и игровые (хороводные), и «гульбищные» (т. е. песни разного содержания, на все случаи жизни).
Следует отметить только, что дореволюционные русские народные песни, записанные И. С Зайцевым, принадлежат к уральской песенной традиции. В чем это выражается? В соединении самых разнообразных русских традиций — от северной до казачьей; в воспроизведении черт уральского быта, уральской природы, в самом отборе произведений, «прижившихся» в горнозаводской среде.
Еще раз следует отметить, что русские, придя да Урал, не забыли обычаи и культуру своих предков. Особенно радуют сохранностью всех народно-поэтических красок свадебные песни. Нельзя не гордиться тем, что до наших дней сохранились в своей первозданной прелести такие чудо-образы:

Разумильная ягодка,
Разумильная ягодка,
Наливной сладкий яблочек,
Наливной сладкий яблочек,
Удалой добрый молодец.

Или:

Вы, цветы ли мои, цветики,
Вы, цветы мои лазоревы,
Вас посеяно немножечко,
Уродилося дивнешенько.

Еще более достойно восхищения то, что через века народ пронес память о своих героях и сейчас поет о них замечательные по красоте песни («Кольчуга Ермака», «Ты звезда ли, моя звездочка» — о Пугачеве и другие). Песня «Из-за синих гор, да высоких гор», записанная составителем от своей родственницы Е. В. Зайцевой, может быть по праву названа одной из лучших из всех известных песен о Пугачеве.
Песни Урала проникнуты атмосферой истории и всей жизни этого богатейшего края. Нередко в традиционные песни проникают местные названия, картины местной природы («Из-за синих гор, да высоких гор», «Из Уралечка пышет пламечко». «Отпустите вы меня на волю» и другие. Нередко в песнях звучит любовь к Уралу (хотя чаще в традиционной лирике он именуется «чужой дальней стороной»):

Отпустите, отпустите
Вы меня на волю.
Я люблю Урал родимый
И казачью долю.

Но дело, конечно, не в названиях. Гораздо важнее, что в песенной лирике воспроизводятся особенности жизни русского человека именно на Урале. Через Урал идут в сибирскую каторгу заключенные («Сибирский тракт»), здесь гибнет «с киркой железной» в руках шахтер («Шахтер»), здесь прощается с любимой уральский казак и уходит «в горы, во туманы» («За уралом гулял удалой казак»), здесь девушка «изгаляется» над женихом-недоростком, а последний не крестьянского роду, как в общерусской песенной традиции, а «кузнецкого» («На горе было, горочке») и т. д.

Несомненно, песенный репертуар Урала сильнее, чем где-нибудь, вобрал в себя элементы заводского и городского быта, здесь отчетливее, чем в сугубо земледельческих районах России, проявилась тенденция изобразить жизнь с большей реалистичностью, социально-бытовой конкретностью. Поэтому в сборнике И. С. Зайцева больше, чем в других подобных сборниках, песен с «прозаическим» содержанием и песен, в которых традиционная поэтика уступает место влиянию новой, городской поэтики. Бытовая стихия проникает даже туда, где ей быть в классической традиции не позволялось. Напри* мер, в героическую песню «За Уралом гулял удалой казак» включается любовно-бытовой эпизод. А такие песни, как «Уж ты, удаль моя, удаль», «За речкою, за Миасскою», «Старинные напевы о пожаре», «Огороды городили» и другие представляют собою популярные в рабочих поселках и городских окраинах «удалые» мотивы.
Во второй раздел вошли песни и частушки советского времени. Варианты некоторых из них публиковались раньше («Не вейтесь, касатики, над нами», «Отец мой был природный пахарь», «Среди лесов дремучих», «Из-за лесу, лесу копия мечей»), но большинство песен становится достоянием читателя впервые.
Не все песни включенные составителем в первый раздел, художественно полноценны; есть песни получше, песни — похуже, но все они интересны, так как характеризуют пути становления и утверждения советской народной лирики. По ним можно судить, что трудящиеся Урала откликались на все волнующие события советской действительности, удачно сочетая в новых произведениях старинные и современные песенные традиции.

Почетное место по праву занимают песни о Владимире Ильиче Ленине, где отчетливо звучит мотив единства партии и народа:

И в песнях своих радостных
Поем мы славу Ленину
И партии в веках.

Звучит в этих песнях величавое эпическое начало, идущее от старинных исторических песен и былин. Обращает на себя внимание песня «Чтобы сердцем он возрадовался». В дореволюционных произведениях фольклора добыча золота и других ценных металлов на Урале изображалась как проклятие, как каторга, слово «золото» непременно сопровождалось эпитетами «кровавое», «злое», «обманчивое». А в новой песне вдруг слышим: «Возле речки золото, золото. У хрустальной — чистое, чистое». Отчего произошла метаморфоза? Оттого, что золото стало народным достоянием, оттого, что рабочие-уральцы добывают его для всей страны.
Уральцы славят героев революции и гражданской войны —В. К. Блюхера, В. И. Чапаева, а также безымянных бойцов, которые «за счастье народное» готовы сложить свои молодые головы. Ряд хороших песен записал И. С. Зайцев о Великой Отечественной войне. Особенно ценно в этих песнях то, что записаны они от живых участников событий.

Благодаря песням раскрываются героические страницы истории Советской отчизны. Составитель, например, говорит об исполнителе песни «Красная дивизия» Ф. К. Слепове, что служил он в кавалерийской части Сибирского полка, был запевалой, часто пел песню, сложенную чапаевцами, впервые услышав ее в 1920 году. Так постепенно выясняется биография песни.
Малочисленны, ;но разнообразны песни, рассказывающие о мирном созидательном труде советских людей. Здесь и широкая, напевная «Споднималися гуси-лебеди», напоминающая старинные трудовые песни, и задорные «Припевки с пляской», и шуточная песня «Митенька», высмеивающая незадачливого кавалера-ловеласа, и сатирические частушки о пьяницах.

Записи И. С. Зайцева показывают, что пути возникновения советских народных песен очень разнообразны. Многие из них сложены на основе старых дореволюционных народных песен: «Не вейтесь, касатки, над нами» — переработка известной песни времен русско-японской войны 1904—1905 годов; «Вспомним, братцы» — переделка солдатской песни о севастопольской обороне 1855 года; «Отец мой был природный пахарь» — вариант песни, возникшей во время русско-турецкой войны 1887— 1889 годов. Изменения в тексте бывают чаще всего очень незначительны, и сводятся они, в основном, к тому, чтобы локализовать песню, сделать ее местной, своей. Создавались подобные песни такими людьми, как И. С. Зайцев.
Очень популярны в советском массовом песенном обиходе произведения, представляющие из себя ответ на известную песню, сложенную профессиональными поэтами и композиторами. Так возникли многочисленные варианты песен «Катюша», «Раскинулось море широко», представленные отчасти в настоящем сборнике.

Некоторые песни являются результатом оригинального творчества безымянных авторов. В роли автора может выступать коллектив художественной самодеятельности — «Песня о Златоусте», «Кулики» и другие. Не всегда эти произведения являются в полном смысле фольклором, но, без сомнения, они выражают коллективные поиски нового слова в искусстве, характеризуют творческую активность советских людей. Фольклоризм указанных произведений зависит от качества их идейно-художественного содержания, от характера связи с народными песенными традициями, от степени популярности в народе.
Советская народная песня вырастает на почве традиционной лирики, используя ее лучшие достижения. Органичнее всего ее связь с дореволюционной поэзией пролетариата, что выражается в структуре языка и поэтических образов. Большинство песен строфичны, со стремлением соблюсти рифму:

Призатих уже бой,
И стрельба не слышна.
Где-то там за горой
Полонена жена.
Ветер, дождь и гроза,
И тревожная мгла.
Свищут, хлещут по ней
Палачей шомпола.

В советских народных песнях времен гражданской и Отечественной войн часто встречаются поэтические образы, введенные в русскую песенную традицию рабочей лирикой: «заря свободы», «бодрый дух», «гудят гудки певучие», «зарей восток румянится», «солнце свободы взошло над землей» и т. д. Разрабатываются сюжетные мотивы, также характерные для песен революционного пролетариата, например, столкновение двух братьев («Во деревне, в крестьянской избушке»).
Реже встречаются образы и мотивы, восходящие к традиционной крестьянской лирике. Совершенно не используется богатство поэтической символики старинных русских народных песен. Образы природы даются в конкретном обозначении, с ясным реалистическим содержанием.
Как исключение воспринимается зачин песни («Споднималися гуси-лебеди») в сборнике — другой вариант, очень близкий старинным традициям:

Споднималися гуси-лебеди,
Гуси-лебеди, утки серые.
Да не сами собой споднималися,
Ясна сокола напугалися.
То не сокол был — зима-зимушка,
Зима снежная, да морозная.

В наше время этот зачин звучит странновато, хотя прием параллелизма, сочетающийся здесь со сравнением, не представляет чего-то необычного и в советской народной песне.
Таким образом, мы видим, что народная песня советского времени развивает песенные традиции предшествующих эпох, согласуя их с требованиями сегодняшнего дня, с достижениями профессиональных художников слова и композиторов.
Предлагаемый вниманию читателя сборник несомненно расширяет наши представления о южноуральском фольклоре, проясняет некоторые пути развития современной народной песни. К сожалению, И. С. Зайцев не включил в свой сборник песни и частушки в собственной аранжировке. Было бы интересно (а для науки и полезно) заглянуть в творческую лабораторию человека, хорошо знающего старинную песенную лирику и стремящегося при их помощи выразить хотя бы некоторые стороны жизни нашего современника.
А. ЛАЗАРЕВ